Если американец летит за семь тысяч километров в Китай, чтобы сфотографироваться на Великой Китайской стене – это понятно, ближе ему такой стены не найти. Если аль­пинист едет на Хан-Тенгри – это тоже понятно: ему хочется иметь самый се­верный семитысячник мира в списке своих достижений. Бёдвочеры смо­гут увидеть наши эндемичные виды птиц только здесь и нигде более, поэ­тому им приходится платить за сверх­дальний перелёт. Охотники тоже в ос­новном едут к нам за теми видами животных, которых не могут добыть ближе и дешевле.
Ради эксклюзивной программы ту­ристы готовы платить за гостиницу в Алматы почти в два раза больше, чем в Париже, «наслаждаться» качеством наших дорог и эндемичными образ­цами бюрократии, не устающей соз­давать на пути туристов бессмыслен­ные трудности, чтобы брать деньги за помощь в их преодолении.
А вот что толкает в Казахстан мас­сового туриста? Ответ будет, по-видимому, простым. Ничего! Ведь жителю любой европейской страны, чтобы подышать свежим воздухом у горного озера, необязательно лететь на другой конец света. В Евросоюзе достаточно нескольких часов езды по идеальному автобану, чтобы без вся­кой волокиты пройти все таможен­ные и разрешительные процедуры и попасть на турбазу или в охотничье хозяйство в идеально чистой мест­ности, со множеством животных, до­брожелательными чиновниками и от­носительно скромными ценами.
Конечно, существуют молодые и не очень богатые любители суровой романтики авантюрного туризма, но они предпочитают оплачивать рас­ширение кругозора сужением талии, а не кошелька: сами таскают за собой палатку и сами готовят на костре по­хлёбку. Поэтому представляют для туроператоров и национальных пар­ков скорее головную боль, чем ком­мерческий интерес.
– Экологических туристов в Казах­стан привлекает в основном наблю­дение за дикими животными, – гово­рит специалист по экологическому туризму Мадина Дюсенбаева, – боль­шей частью за птицами. Иностранцы с удовольствием ездили бы фотогра­фировать и млекопитающих, но они избалованы изобилием и доступно­стью животных в американских и аф­риканских национальных парках и удивляются, почему их так мало у нас.
Что же мешает нам догнать и пе­регнать Америку?
– Когда нашу систему охраны при­роды сравнивают с американской, говорят о разности экономического потенциала, когда с африканской – вспоминают биологическую продук­тивность экосистем. Наверное, и то и другое справедливо, но я думаю, от­ношение к детям и к родной природе не должно измеряться экономически­ми мерками. Это критерии нравствен­ного здоровья нации. Согласен с Фазилем Искандером, назвавшим экономику без базиса совести зве­ринцем с открытыми клетками. Если в национальных парках браконьерствуют люди, облечённые властью, – это признак духовной, а не эконо­мической отсталости.

 PRESERVATION ИЛИ CONSERVATION?

Наверное, каждый может оце­нить на глазок количество живот­ных в данной местности, но назвать более или менее конкретную циф­ру, оказывается, не так-то просто, – это серьёзная, дорогостоящая и нелегко осуществимая государ­ственная задача. Нам посчастли­вилось принять участие в государственном учёте диких животных в национальном парке «Кольсай Кольдери». Экспедиция была орга­низована при поддержке Ассоци­ации горного туризма и магазина «Мерген».
Парк расположен в Райымбек­ском и Талгарском районах Ал­матинской области Казахстана. С севера на юг он тянется на 23 кило­метра, с запада на восток – на 98. Общая площадь 161 тысяча гекта­ров. Парк организован в 2007 го­ду и награждён грамотой Комите­та лесного и охотничьего хозяйства МСХ РК за проведение «Марша парков – 2007», а также был удо­стоен номинации «Самый лучший дебют».

В посёлке Саты директор пар­ка Амиржан Малыбеков объяснил нам разницу между национальными парками и заповедниками. Заповедники олицетворяют со­бой принцип preservation, по ана­логии с однозвучным словом, они предназначены для изоляции от человеческого влияния эталон­ных образцов дикой природы. Там разрешена только научная дея­тельность, и они полностью фи­нансируются государством. А в национальных парках действует принцип conservation, то есть со­хранения природы путём её рацио­нального использования. В нацио­нальных парках разрешены только такие виды деятельности, которые не наносят вреда экосистемам, как, например, экологический ту­ризм и контролируемая трофейная охота.
Национальный парк «Кольсай Колдери» в соответствии с обра­щением Президента, в котором туризм назван одним из основных приоритетов развития экономики Казахстана, проводит большую ра­боту по организации инфраструк­туры туризма. Строятся гостевые домики и кафе на Кольсайском озере. В партнёрстве с Ассоциа­цией горного туризма и магази­ном «Мерген» проводятся биотехни­ческие и рекламные мероприятия: производятся фильмы, выставляются наружные билборды, составля­ются и распространяются на меж­дународных выставках программы конных, орнитологических и других туров. В прошлом году было принято 12 тысяч туристов, из них около 1500 иностранцев.
В числе экологических видов туризма вы упомянули трофей­ную охоту…
– Нет, так её назвал не я, это сделал Международный союз охраны приро­ды» и другие природоохранные орга­низации, – говорит Амиржан Малыбе­ков. – Наша задача – не сделать всех людей вегетарианцами, а добиться увеличения численности животных. Мировой опыт показывает, что раз­умный и честный доступ к ресурсам диких животных лучше сказывается на их численности, чем бюрократи­ческие запреты, не подтверждённые соответствующими инвестициями. В Америке, например, отстреливается около пяти миллионов оленей, а у нас всего 250, но численность выше у них, а не у нас. Это факт, и его уже призна­ли почти все природоохранные орга­низации мира.
Когда запрещают охоту, люди на­чинают неумеренно разводить скот, заготавливать лес или заниматься другими видами деятельности, кото­рые могут нанести природе больший ущерб, чем охота. В конце концов, они занимаются той же охотой, толь­ко незаконно. Мы можем формально запретить охоту, но мы не можем за­претить браконьерство: для охраны громадных территорий Казахстана потребуются десятки тысяч высоко­оплачиваемых инспекторов. Для это­го нужны миллиарды тенге, которых нет, нужна заинтересованность ис­полнителей, которой тоже нет. А трофейная охота как раз и даёт эти два недостающих стимула: добыча од­ного, потерявшего репродуктивную способность рогача даёт средства и стимул для охраны и воспроизвод­ства десятков новых особей. Дикие животные – это возобновляемый ре­сурс, при разумном управлении он быстро восстанавливается.

У КАЖДОГО СВОИ МЕТОДЫ

Заместитель директора по науке кандидат биологических наук Хамит Ахметов, один из немногих специ­алистов лесного и охотничьего хо­зяйства РК, имеющий профильную учёную степень, сказал, что числен­ность и поведение животных – это строго научный, объективный и безошибочный индикатор про­фессиональной добросовест­ности работников национальных парков и охотничьего хозяйства. Для рационального управления ресурсами диких животных тре­буется проводить круглогодичный мониторинг популяций. Учёт чис­ленности ставит перед инспекто­рами непростые задачи: необхо­димо повышать образовательный уровень, овладевать научными методами учётов. Это непросто, принимая во внимание размер зарплаты инспектора.
Различают два вида учёта: аб­солютный и относительный. Жи­вотные в парке неравномерно распространены на больших и труднодоступных пространствах высокогорий, ведут скрытный, в основном, ночной образ жизни, постоянно перемещаются, поэто­му говорить об абсолютном учё­те вряд ли реально, данные приходится рассчитывать по методикам, разработанным учёными. Слож­ность этих расчётов в том, что в од­ном ущелье в определённый сезон может обитать 20 маралов, а в дру­гом, как две капли воды похожем на первое, вы не найдёте ни одно­го, поэтому экстраполяция полу­ченных в одном квадрате данных на всю площадь пригодных угодий может дать совершенно фантасти­ческие цифры.
Осенью ситуация может поме­няться: олени перейдут во второе ущелье. Для научно некомпетент­ного или недобросовестного спе­циалиста всегда есть возможность посчитать одно животное два или три раза, и подтасовку доказать бу­дет трудно, потому что органы кон­троля сами не имеют возможности провести достоверный учёт. Это очень непростое дело: перед учё­том необходимо составить тща­тельную типологию и бонитировку угодий, определять коэффициент пригодности угодий для каждо­го вида, учитывать характер распределения разных видов по био­топам, склонность к образованию стад, сезонные миграции, суточ­ную и сезонную активность и массу других факторов.
Эффективные на равнине ме­тодики линейного учёта в высо­когорье не применимы. Там учёт­ная группа, отмечая по GPS длину учётной линии и ширину просма­триваемой полосы, может про­сто перемножить стороны ус­ловного прямоугольника, чтобы получить площадь охваченного учётом участка.
В горах это невозможно, изре­занный рельеф не позволяет дви­гаться прямо, а ширина видимого пространства всё время меняет­ся. Значительная часть животных незаметна в лесу или других укры­тиях, многих вообще невозможно увидеть днём. Поэтому применяет­ся не линейный, а площадной учёт. Площадь ущелья предварительно рассчитывается по карте, а затем путём многократных утренних и ве­черних наблюдений с разных точек зрения определяется количество обитающих в нём животных.
Наиболее скрытных обитате­лей гор, например снежного бар­са, приходится учитывать по сле­дам, для этого нужно как минимум научиться отличать их от похожих следов рыси. Некоторых приходит­ся считать прогоном, некоторых – по экскрементам и другим следам жизнедеятельности. Полученные данные пересчитываются на тыся­чу га. В прошлом году в парке бы­ло насчитано с применением раз­личных коэффициентов и поправок около 700 маралов, 760 козерогов, 23 тянь-шаньских белокоготных медведя, 13 снежных барсов, несколько тысяч сурков. Точную циф­ру, конечно, никакой учёт дать не может, да это и не нужно, учёт счи­тается добросовестным, если име­ет доверительный предел не ниже 80 процентов. Этого достаточно, чтобы разумно составить план управления популяциями.

ПИЛИГРИМЫ НА БОЖЬЕЙ ДЕЛЯНЕ

Какова окажется годовая дина­мика численности, покажет учёт, в котором нам посчастливилось при­нять участие. 10 июня 2012 года де­сятки инспекторов нацпарка вышли в горы и рассредоточились по ущельям, а мы же в деревне Курме­ты присоединились к группе охотове­дов во главе с Хамитом Агабековичем.
На рассвете отряд выдвинулся по реке. Позади остались лесопилка, хо­зяйственные постройки, стада скота и вскоре кончилась автомобильная дорога. Сразу за аулом стали попа­даться свежие копки кабана, но ма­ральих следов не было. Это вызывало тревогу и подозрение, что со стороны посёлка маралы испытывают опре­делённый пресс. В семи километрах мы взобрались на небольшой пере­вал (2500) и перешли в соседнее уще­лье Талды. Ситуация изменилась. В ельнике мелькнули две самки косули, тропа была плотно перекопана каба­нами, начали попадаться и отдельные следы марала.
Хамит Агабекович связался по ра­ции с группой инспекторов, иссле­довавших ущелье Талды, и вскоре мы встретились на поляне у реки. В их учётном журнале было отмечено пять маралов, шесть кабанов, две косули и четыре особи горного козла. Нам же повезло значительно меньше. Мы продолжили путь вверх по ущелью Талды и часам к четырём уже подхо­дили к перевалу. В сотне метров от нас из зарослей арчи выскочила сам­ка волка и как бы нехотя, постоян­но оглядываясь, побежала вверх по тропе. Видимо, неподалеку в зарос­лях можжевельника была её нора с выводком.
Разговор шёл об экономике эко­логического туризма; Мадина объ­ясняла конъюнктуру рынка, а Хамит Агабекович говорил о возможностях национального парка. Но когда мы миновали перевал, перед нами вдруг открылась панорама ущелья Кутур­га, туманными истоками уходящая к вершинам основного водораздела Кунгей Алатау. Стало вдруг понятно, что здесь неуместно говорить об эко­номике. Сотрудники парка, наверное, ко всему привыкли, а мы почувство­вали себя пилигримами, вышедши­ми через пустыню на божью деляну, где всё, что нужно человеку, даётся бесплатно.
Вскоре мы заметили, что с опушки леса нас разглядывает марал с уже довольно приличными пантами, и мы принялись снимать его на видео. Ро­гач явно видел нас, но убегать не спе­шил. В метрах двуста от него паслась самка, время от времени она подходила к детёнышу, рыжую голову ко­торого мы разглядели в густой тра­ве. Позже мы заметили на этом же склоне самца косули, а на противо­положном – ещё двух маралов и трёх козерогов. Выбрав удобную для уста­новки палаток полянку, мы установи­ли лагерь.

ЗДОРОВЬЕ КОПЫТНЫХ – В ЛАПЫ ВОЛКА

На следующий день, чтобы не про­пустить утренние наблюдения, вста­вать пришлось в четыре часа утра. На перевале резвилась пара волков, ин­спектора всем видом демонстриро­вали желание застрелить их. Убить волка в любой сезон – право и обязанность любого инспектора, но во время учёта Хамит Агабекович не дал такого разрешения. Звуки выстрелов распугают всё вокруг, и утренний учёт сорвётся.
Отношение к волкам на террито­рии национальных парков вызывает у специалистов немало споров. Со­временные исследования эпизоотий в популяциях копытных подтвержда­ют старое мнение о волке, как о са­нитаре. Действительно, инфекции могут нанести поголовью маралов и других копытных несравненно боль­ший вред, чем потери от волков. Но закон естественного экологиче­ского равновесия хорошо работает только в не нарушенных человеком экосистемах.
Мы вносим в окружающую среду такие изменения, которые обязывают нас контролировать их последствия. Волк и шакал – это синантропные ви­ды, с появлением в горах людей и до­машнего скота, их численность толь­ко увеличивается. Тогда как число диких копытных неизбежно сокра­щается из-за конкуренции с тем же скотом и в результате прямого пре­следования человеком – браконьер­ства. Три этих неблагоприятных фак­тора (вытеснение домашним скотом, браконьерство и хищничество вол­ка) обычно набирают обороты одно­временно и вместе способны быстро уничтожить популяцию копытных, как это уже произошло с архаром.
Ещё полста лет назад бесчислен­ные табуны архаров населяли высо­когорья Кунгей и Заилийского Ала­тау, а теперь только единичные особи (не более 25) прячутся в самых недо­ступных местах. Может быть, когда численность копытных в парке вос­становится до былых размеров, сво­еобразную заботу об их здоровье можно доверить волкам, а пока что отстрел одного волка сохраняет не менее десятка голов копытных в год.
Наш дальнейший путь лежал к озеру «Мажи», или Большому Урюк­тинскому. Мы двигались уже не по конным, а по маральим тропам, по­крытым слоем маральего помёта, ко­торый сохраняет свою форму в тече­ние двух, максимум трёх лет. На тропе было полно свежих следов медведя, но увидеть его нам так и не удалось. Под перевалом часть склона была по­крыта вывороченными камнями – по­следствия мишкиного обеда.
От кого исходят основные угро­зы животным в парке?
– От всех понемногу, – отвечает Хамид Агабекович, – раньше здесь была вотчина кыргызских браконье­ров, но сейчас с этой проблемой по­кончено. В позапрошлом году в пе­рестрелке с пограничниками даже был убит нарушитель. Сейчас кон­троль нужен за местными жителями, самими пограничниками, инспек­торским составом и за отдельными «крутыми», считающими, что законы писаны не для них.
В Большом Урюктинском ущелье склоны оказались гораздо круче, ло­шади едва карабкались по камени­стым тропам. Попался табун тэков. Практически в каждом расщелке мы замечали самок марала, у некоторых были телята. На душе у всех потепле­ло! Значит, не всё ещё потеряно. Зна­чит, не всё ещё продано и разграбле­но. Значит, ещё не перейдена точка невозврата, и у наших детей ещё есть шанс восстановить то удивительное богатство, каким наградил нас соз­датель, но мы по глупости и жадно­сти едва не потеряли его, подвергнув варварскому истреблению в лихие 90-е. Камеральная обработка материалов учёта будет завершена в те­чение месяца, и мы узнаем, какой результат имел для животных и для налогоплательщиков ещё один год работы в национальном парке «Кольсай Колдери».

Фото автора