Окончание, часть 3
Тяньшанский бурый медведь (Ursus arctos isabellinus). В Казахстане медведя называют почти нежно – «аю». В заповеднике обитает мелкий подвид, который называют ещё белокоготным. Вес его «всего» 100–200 кг. Мех окрашен чаще всего в светло-бурые тона. Внешний вид типично медвежий: массивный и неуклюжий зверь с толстой короткой шеей и большой головой. На снегу и сырой земле хорошо заметны характерные следы медведя с отпечатками когтей и голых ступней. Но чаще всего о присутствии зверя свидетельствуют крупные кучи весьма характерного помёта, содержащего растительные остатки.
Рис. 50 и 51. Медведи на «пастбище» в заповеднике, справа – среди зарослей ферулы. Фото Л.К. Белоусовой |
Считается, что медведь – хозяин тайги. Но в заповеднике Аксу-Джабаглы, где нет настоящего леса (арчовые редколесья не в счёт) медведь – обычный зверь. В 60-70-х гг. даже с лёгкой руки журналистов в ряде газет появились публикации о том, что медведей в Аксу-Джабаглы столько же, как на Камчатке. Но по данным специалистов в те годы здесь обитало 60–70 медведей (Кармышева, 1963; Ковшарь, Янушко, 1965; Грачёв, 1982). Это вовсе не мало для такой небольшой площади и для такого крупного зверя.
Основными местами обитания медведя в заповеднике почему-то считают арчовые леса, хотя в них-то он встречается редко. Чаще его можно видеть в субальпийском или альпийском поясах, где он либо пасётся на высокотравных лугах, либо бродит по открытым местам, либо отдыхает среди скал или стелющейся арчи. Кстати, первая моя встреча с медведем в сентябре 1959 г. произошла именно в такой обстановке: крупная медведица играла с двумя медвежатами на субальпийском лугу северного склона верховий Кши-Каинды. Наиболее активны медведи в ранние утренние и предвечерние часы, но в заповеднике мы часто встречали их и среди дня. Помню, как-то в жаркий июньский полдень мы целый час наблюдали, как медведь, сидя почти как человек, с увлечением объедал душистые жёлтые соцветия ферулы (Ferula tenuisecta). Съев их вокруг себя, он, не вставая, а лишь ёрзая на заднице, перемещался на 2–3 м и, наклоняя к себе передними лапами высокие стебли ферулы, с видимым удовольствием объедал их сладкие, богатые липким нектаром верхушки. Не раз приходилось видеть, как медведи подолгу переворачивали камни, выискивая на их нижней поверхности жирных бабочек-совок, которых в таких местах бывает множество. Весной часто попадаются следы медвежьих раскопок цветущих тюльпанов Грейга, луковицами которого любят лакомиться звери в это время. Вообще медведи заповедника в основном травоядны. Нурания Xалиловна Кармышева (1913–1985), исследовавшая содержимое остатков большого количество помёта и наблюдавшая медведей на кормёжке в течение длительного времени (1939–1959 гг.), установила, что они поедают растения 51 вида, из которых более половины – травы. Весной, помимо тюльпанов, в кормах медведей преобладают утолщённые корневища ячменя луковичного, всходы эремуруса Регеля и луки – Дробова и Фетисова, а также цветы и листья одуванчика и ревеня Максимовича. Кстати, последний (Rheum maximovitchi) играет большую роль в освобождении кишечника медведя от так называемого «втулка», образовавшегося после зимней спячки.
В летнем питании обнаружены остатки более 25 видов растений, из них в наибольшем количестве поедаются надземные части ферул, зелёные перья лука краснеющего, соцветия и листья гречишников и др. Осенью преобладают плоды: яблони, трёх видов арчи, барбариса, шиповников и многих других ягодных кустарников (жимолостей, рябины, крушины, смородины). При таком разнообразии меню никакие неурожаи той или иной породы медведю не страшны, лишь бы только не было перевыпаса или промышленного сбора плодов, чего в заповеднике и быть не должно. Лишь в исключительные годы медведи в Аксу-Джабаглы испытывают голод. Таким был 1948 год, когда из-за большой засухи яблони в горах совсем не плодоносили и низким был урожай ягодных пород, что заставило медведей уже в сентябре спускаться в долину Арыси: один был убит на территории ж. д. разъезда № 115, через неделю дугой – на окраине с. Ванновка (ныне Турар Рыскулов), а в начале марта 1949 г. в 3 км от границы заповедника, в с. Новониколаевка (ныне Жабагылы), был убит третий медведь. При вскрытии его желудок и кишечник оказались пустыми» (Кармышева, 1963).
Животные корма в питании тяньшанских медведей играют второстепенную роль. Мне не известно ни одного достоверного случая нападения медведя на крупное копытное, в частности домашнее. Не раз приходилось видеть разрытые медведем норы длиннохвостого сурка (Marmota caudata), большинство таких попыток безуспешны, так как добраться до самих сурков в столь каменистом грунте почти невозможно. По отношению к человеку тяньшанский медведь не агрессивен и даже труслив: обычно все случайные встречи в горах заканчиваются бегством животного. Сотрудники заповедника настолько привыкли к этому, что работают в «медвежьих» местах без всякого оружия, зная, что зверь всегда уступит дорогу. Однако попадаются медведи, которые ведут себя не совсем обычно и заставляют человека пережить неприятные минуты. Из многих встреч с медведями за 7 лет работы в заповеднике у меня был только один такой.
Как-то в июле 1961 г. в районе перевала Кши-Каинды, я пошёл пополудни понаблюдать за птицами. Экскурсия складывалась удачно: нашёл гнездо горихвостки-чернушки (Phoenicurus ochruros) с птенцами, затем – гнездо лесного конька (Anthus trivialis). Вскоре я услышал голоса темнобрюхих уларов (Tetraogallus himalayensis), кормившихся ниже меня по склону. Зная, что эти крупные куриные на кормёжке обычно постепенно поднимаются пешком по склону, я решил покараулить их и понаблюдать за поведением, а если удастся – то и сфотографировать. Устроившись поудобнее в кусте стелющейся арчи на небольшой относительно пологой площадке среди крутого склона, я стал наблюдать за уларами.
Они что-то не спешили подниматься наверх. Солнце уже начало клониться к горизонту, а птицы всё ещё были где-то метрах в двухстах от меня. Вдруг сверху, за спиной, послышался шорох, как будто чьи-то шаги. Так и есть – крупный медведь, неспеша, выходит на гребень, по которому я пробрался на эту удобную площадку. Тут только замечаю, что вокруг меня много сухого медвежьего помёта. По-видимому, не раз он обозревал с этого удобного места окрестности. Досадуя, что не подумал об этом раньше, я решил дипломатично напомнить хозяину, что у него гость. Почтительно кашлянул. Медведь остановился, долго всматривался в меня с расстояния всего 50 м, но потом снова продолжил свой путь в мою сторону. Расстояние между нами сокращалось. Вот-вот зверь выйдет на гребешок, и тогда я окажусь в ловушке, а обходить, карабкаясь, крутым склоном на виду у него мне не очень-то хотелось. Я привстал и кашлянул громче. Реакция – та же, только на сей раз косолапый дольше нюхал воздух вытянутыми в трубочку губами… Он был в каких-нибудь 5–6 м от гребня и всего метров 30 от меня.
Солнце уже не катилось, а стремительно падало вниз по небосклону. Ещё немного и оно скроется за зубчатой вершиной Кши-Каинды. И тогда… У меня даже мороз пошёл по коже от перспективы остаться в темноте один на один с таким несговорчивым медведем. Выхода не оставалось, надо было идти навстречу. Медленно, сжимая в руках приклад ружья, направился я в сторону медведя. То, что в руках ружьё, мало утешало. Во-первых, оно заряжено дробью для птиц и можно легко ранить и этим только рассердить зверя; во-вторых, мне совсем не хотелось стрелять в ни в чём неповинное животное. Так лихорадочно думал я, приближаясь к медведю медленно и тихо, боясь вывести его из себя лишним движением. А он тем временем, рассмотрев, наконец, меня (всё-таки зрение у них – не очень…), остановился, но вовсе не собирался уступать, а сел и, казалось, с любопытством рассматривал меня.
Когда между нами осталось метров пятнадцать, медведь, не вставая, стал ерзать, спускаясь потихоньку с гребня и освобождая мне проход. Я, в свою очередь, непроизвольно стал забирать вправо, чтобы пройти как можно дальше от этого странного зверя. Прошёл метрах в десяти и начал пятиться, оставаясь лицом к медведю. Постепенно гребень стал скрывать меня. Тогда медведь вылез на него, чтобы лучше меня видеть. Кончился гребень, пошёл крутой подъём, а я все ещё пятился, не сводя ружейного ствола с медведя. И лишь когда между нами стало не менее 100 м, я обернулся и что есть духу помчался прочь. Медведь же остался сидеть, глядя мне вслед.
Уже в палатке, выругав ни в чём неповинных мирно спавших Ивана и Абдуллу (мы только поднялись на перевал и разбили лагерь), я долго думал над странным поведением этого медведя. А почему, собственно говоря, странным? Просто он был дома и не хотел уступать своё любимое место пришельцу. Кстати, вёл он себя в высшей степени прилично, даже не пугнул каким-нибудь ложным выпадом. А я видел однажды, как может напугать так даже крошечный медвежонок. После этого случая я потерял охоту заигрывать с медведями, а стал относиться к ним уважительно и серьёзно, зная, что реакция зверя может быть самой различной в зависимости от конкретной обстановки. Ведь даже домашние животные ведут себя не всегда так, как мы предполагаем…
Правда, однажды я всё-таки изменил этому правилу, когда с егерем Михаилом Алексеевичем Горбовым решил проверить, как близко можно подойти к спящему медведю.
Потревоженный нами отдыхавший на скале медведь решил ретироваться.
Фото А.Ф. Ковшаря
Трудно сказать, что здесь повлияло: то ли то, что медведь был не очень большой и совсем не страшный с виду, когда, устроившись на наших глазах на верхушке растрескавшейся скалки, по-настоящему уснул, прикрыв голову лапой; то ли то, что нас было всё-таки двое. Одним словом, потратив на съёмку спящего медведя всю плёнку, я отложил ставший ненужным фотоаппарат и с пустыми руками (ружей у нас не было) стал подходить к медведю вдвоём с дядей Мишей, идя немного впереди и подавая ему знаки – остановиться или идти дальше.
Мы находились уже метрах в семи от зверя, когда под ногой предательски стукнулся камень о камень. Медведь тотчас поднял голову и уставился на нас, а мы, не дыша, застыли в самых неудобных позах. Он снова закрыл голову лапой, но через секунду вдруг резко открыл, как бы проверяя нас. Потом нехотя развернулся, чтобы уйти. И в ту же секунду я услышал сзади голос: «Миша, куда ты!» Это не выдержал Михаил Алексеевич. Медведь рывком встал на задние лапы, одновременно развернувшись к нам, и так стоял несколько секунд – во весь рост, лицом к нам, раздувая ноздри и тихо урча. Затем опустился на четвереньки и моментально исчез за скалой. Никогда ни до, ни после этого случая мне не приходилось видеть медведя в такой позе, а запечатлеть это великолепие было нечем! Но даже в этой непростой обстановке меня развеселило поведение дяди Миши Горбова, слывшего в селе непревзойдённым вруном (так оно и было!). Он радовался, как ребёнок, и всё повторял: «Ну как же замечательно, что мы были вместе с Вами! Ведь мне бы никто не поверил, расскажи я о таком случае!»…
Лошади не боятся медведей. Сколько раз мы встречали косолапых, будучи верхом, но ни разу лошади не проявили при этом паники, не обращались в бегство и т. д. Лишь на близком расстоянии они храпят и пятятся, но не выходят при этом из повиновения. Однажды мы наблюдали реакцию лошадей, пасшихся вдали от людей. Все три были привязаны в балочке в 100 м от лагеря. Находясь на склоне в полукилометре, мы видели, как к этой балочке приближаются «попаски» медведица с пестуном. Подойдя к краю балочки первой, медведица увидела лошадей и тут же, развернувшись под прямым углом, галопом умчалась на крутой склон. Пестун, не поняв, в чем дело, подошел к тому месту, откуда убежала мать, тоже посмотрел на лошадей и только тогда бросился вдогонку за медведицей. Лошади же, бросив есть, стали, как вкопанные, распустили по ветру хвосты и, вытянув шеи, смотрели вслед медведям, пока те не скрылись с глаз.
Не было случая, чтобы медведь тронул палатку, в которой спят люди. Но пустую палатку однажды порвал. Мы оставили ее на три дня в урочище Кызольгенколь, как не раз делали, когда заканчивались продукты или по какой-либо другой причине, надо было срочно спуститься в посёлок (такие были времена!). Вернувшись к вечеру третьего дня, мы нашли нашу палатку изорванной, а бутылку со спиртом, запрятанную в карман палатки, разбитой о камни, которых было немало среди высокой травы рядом с палаткой. Курьёзно, что в другом кармане была бутылка с мёдом, которую, возможно, и искал грабитель. Она осталась цела и невредима. Остатки палатки медведь сгрёб в кучу и сверху оставил «визитную карточку» весом в несколько килограммов, в основном из непереваренных остатков стеблей ферулы и каких-то ягод. А рядом валялся брусок хозяйственного мыла с отпечатками зубов медведя…
Колоритная фигура медведя – такое же украшение скал и склонов заповедника, как и козлы или архары. Хочется верить, что нынешнее пребывание этого замечательного зверя в списках Красной книги – явление временное, и что он ещё долго будет встречаться не только в заповедниках…
Снежный барс (Uncia uncia). Эта крупная кошка с высоким густым мехом дымчатой буровато-серой окраски, испещрённым чёрными или черно-бурыми кольцами; с длиной туловища около 130 см, хвоста – 90 см и весом до 40 кг – ближайший сосед горного козла на скалах, и его гроза, могущественный фактор естественного отбора, ежедневно приводящий в исполнение приговор над более слабыми и менее приспособленными. Распространен в горах Центральной, Средней Азии и Южной Сибири. Обычно живёт летом на уровне снежной линии, между 3500 и 4000 м, а в Гималаях – даже до 5500 м над уровнем моря. Для скалистых участков хребта Таласский Алатау снежные барсы не менее характерны, чем козлы. В 20-30-х гг. ХХ ст. А. П. Коровин и Л.М. Шульпин отмечали, что барс в заповеднике не так уж редок. Однако в последующие десятилетия численность этого замечательного зверя повсеместно резко сократилась, и сейчас он числится в списке животных, занесенных в Красную книгу Казахстана.
В 1960 г., когда я только начал работать в заповеднике, увидеть барса уже было очень нелегко. Тем горячее было это желание, не дававшее покоя при каждом выезде в скалистые участки высокогорья. Однако мне явно не везло. Как-то в конце января 1961 г. с двумя приехавшими на зимние каникулы московскими студентами (Евгений Матюшкин и Герман Кузнецов, оба впоследствии крупные териологи, а Матюшкин стал главным специалистом страны именно по крупным кошкам) мы выехали в урочище Кши-Каинды и обосновались в домике Тризны. За три дня ходьбы по заснеженным склонам мы вдоволь налюбовались козлами, косулями и зимующими здесь птицами, не видели только барса. Но стоило мне уехать, как в тот же день оставшиеся ещё на сутки ребята встретили двух барсов и в деталях наблюдали их охоту на козлов, о чем вскоре напечатали заметку в журнале «Природа» (Кузнецов, Матюшкин, 1962 г).
Рис. 52. Снежный барс в реабилитационном центре. Кунгей Алатау, Киргизия.
1 августа 2005 г. Фото Roland Schulz
Рис. 53. Снежный барс в том же реабилитационном центре в зимнее время.
Фото В.М. Кулагина
В июле того же года с постоянным спутником тех времён Абдуллой Аитовым забрался я на южные склоны Кши-Аксу в районе перевала Кши-Каинды. Высота – около 3100 м, вокруг скалы, осыпи, небольшие пятна снега, словом, вполне подходящее место для барса. И мечта увидеть его разгорелась с новой силой. С мыслями о барсе поднимался я по крутому склону между грядами скал. Вдруг впереди за скалами послышалось какое-то не то урчание, не то сопение. Услышал его и Абдулла. Не сговариваясь, мы кинулись вперед, насколько позволяло стеснённое дыхание. Я уже не сомневался, что через несколько секунд увижу барса, а может, даже барса и медведя, сцепившихся в смертельной схватке. Вот и гребень склончика, на который мы с таким превеликим трудом взобрались. Каково же было мое изумление (и не скрою – разочарование), когда вместо барса мы увидели стадо диких кабанов, во весь опор мчавшихся от нас по склону: 5 взрослых и 12 малышей в мгновение ока преодолели 200 м травянистого склона и снова оказались в скальнике. Глядя, как они почти по-козлиному пробираются узкими карнизами белых мраморных скал, я не мог поверить, что это те же увальни-кабаны, которых обычно встречаешь если не в тростниках, то в лесных зарослях, но уж во всяком случае никак не на отвесных скалах.
На какое-то время мы забыли даже о барсе. Но, как вскоре выяснилось, он о нас не забыл. Пока я предавался мыслям о странном поведении кабанов, Абдулла внимательно рассматривал небольшую площадку среди скал, покрытую ровным слоем крупного чёрного песка, образовавшегося при разрушении этих же скал. Площадка была как будто специально подготовлена кем-то для чтения следов. Только читать было нечего: кроме двух-трёх отпечатков птичьих лапок ничего мы не увидели. Оставив на площадке и свои следы, мы пошли дальше. Каково же было наше удивление, когда на обратном пути, всего через полчаса, мы увидели поверх наших следов чёткие, свежие отпечатки лап барса! Он явно прошёл здесь вслед за нами. Однако увидеть самого барса и в этот раз мне так и не удалось…
Летом того же года мы выехали группой в долину самой южной реки заповедника – Балдыбрек. Путь в верховья её, где мы намеревались разбить лагерь, долог и утомителен. Лишь к вечеру добрались до брошенного поселка геологов, расположенного на высоте около 2500 м, среди роскошных прангосовых лугов и скал, круто обрывающихся прямо в русло реки. Обнаружив, что нет нашего нового ботаника Севы Утехина, парня весьма рассеянного, к тому же работающего совсем недавно и не умеющего обращаться с лошадьми, я повернул своего Орлика назад. Опускающиеся сумерки заставляли торопиться. К счастью, за вторым поворотом ущелья встретился пропавший. Он вел коня в поводу и был сильно возбуждён: размахивал руками, что-то кричал и делал мне какие-то знаки. Оказывается, он только что видел барса, который перешёл дорогу всего в 30–40 м перед ним и не спеша удалился в скалы. Потрясенный Сева поправлял сползающие очки и твердил: «Какая киска!». Нет, мне положительно не везло на барса!
Описанные случаи не единственные. За семь лет работы в заповеднике я так и не видел барса, хотя не раз ещё он был совсем рядом. То на учёте архаров барс прошел по скале в каких-нибудь двухстах метрах от меня, а егерь, находившийся в полукилометре, видел его в бинокль и подавал мне какие-то знаки, смысл которых я так и не смог уловить. То, приехав в одно из сёл, я узнаю, что буквально днями местные жители убили барса, который средь бела дня пытался утащить осла; зверь оказался старым, больным и беззубым… И только 40 лет спустя на южном склоне хребта Кунгей Алатау в реабилитационном центре для редких и находящихся под угрозой исчезновения животных я увидел барса в естественной обстановке (см. рис. 52).
Кроме описанной четвёрки в заповеднике обитает ещё немало интересных зверей: волк, лиса, косуля, барсук, уже упоминавшийся кабан, когда-то исчезнувший, но в 1952 году восстановленный марал, красный или длиннохвостый сурок, каменная куница, ласка, горностай и целый ряд мелких грызунов и летучих мышей. Каждый из них по-своему интересный и достоин описания, что, видимо и сделают со временем зоологи, которые их изучают. Не менее интересны и обитающие в заповеднике пресмыкающиеся, или рептилии, представленные всего 11 видами. Среди них – змеи 5 видов (в том числе две ядовитых – степная гадюка и щитомордник) и ящерицы 6 видов – от крошечного алайского гологлаза до удивительной, больше похожей на змею, безногой ящерицы желтопузика (Ophisaurus apodus), достигающей в длину вместе с хвостом более 1 метра (рис. 54). Многие принимают желтопузика за змею, что часто заканчивается для него плачевно, а казахское название его «сарыбауыр жылан» так и означает – желтобрюхая змея. Удивительно, что на Западном Кавказе, где желтопузик также живёт и где я впервые увидел его в 1958 году, его также называют в народе «глухарь» и так же, как в южном Казахстане, верят, что он убивает змей. Между тем это безобидное насекомоядное животное, лишь иногда способное осилить мелкую мышь или птенчика. Кроме Западного Тянь-Шаня в Казахстане желтопузик живёт только в Киргизском Алатау и в сухих низкогорных Чу-Илийских горах. Весной придерживается солнечных склонов с разреженной травой и кустарниками, а летом предпочитает более увлажнённые мета около речек и ручьев и также с кустарником, по которому передвигается быстро и стремительно, скользя между ветвей, как стрела. Весной выходит из спячки в конце марта-начале апреля, а с наступлением жары в июле-августе залегает в летнюю спячку, которая нередко переходит в зимнюю.
Птицы составляют самую большую группу позвоночных животных в заповеднике – их видовое разнообразие намного больше, чем зверей, пресмыкающихся, земноводных и рыб, вместе взятых. В разное время года в заповеднике и его окрестностях встречали птиц 364 видов (Ковшарь, 1966; Ковшарь, Чаликова, Колбинцев, 2016), включая и тех, которые лишь мигрируют через его территорию весной и осенью. Из них гнездятся здесь 143 вида (39.3%), а более 40 видов встречаются круглый год. А если учесть, что среди гнездящихся птиц немало таких, образ жизни которых ещё мало изучен (а то и вовсе неизвестен – особенно 60 лет назад, когда я только начинал работать в заповеднике), то становится ясно – в какой рай я попал…
Здесь студенческая мечта о прижизненном изучении образа жизни птиц стала осуществляться. За 7 лет работы в заповеднике мне удалось провести тысячи часов наблюдений за сотнями гнёзд птиц десятков видов и по этим данным попытаться разобраться в их интимной жизни. Всё это я попытался изложить в своей первой книге «Птицы Таласского Алатау» (1966). Здесь приведу только несколько наиболее ярких и запомнившихся примеров из этого длинного перечня.
Райская мухоловка (Terpsiphone paradisi). Чтобы выяснить, растёт ли то или иное растение в данной местности, достаточно его хоть раз увидеть. С птицами дело обстоит гораздо сложнее. Можно не раз и не два встречать птицу и всё же не быть уверенным, гнездится она здесь или же просто прилетела откуда-то на время. Так, райскую мухоловку, одну из самых красивых птиц Западного Тянь-Шаня (рис. 55), долгое время не находили на территории заповедника. Не видел её здесь и такой тонкий наблюдатель птиц как Леонид Михайлович Шульпин за три сезона работы в заповеднике (1933–1935), но включил всё же в список птиц, которые могут быть здесь обнаружены впоследствии. Первым в заповеднике её встретил Виктор Васильевич Шевченко – сначала 24 июля 1944 г. в каньоне реки Аксу, а затем 7 июня 1949 г. в Новониколаевке (после снегопада в горах). Летом 1958 г. её в каньоне реки Аксу видела Наташа Литвиненко. Но всё это были встречи одиночных птиц, не дававшие оснований утверждать о её гнездовании здесь.
Вот почему, когда 31 мая 1960 г. я в том же каньоне Аксу встретил эту птицу, то сразу принялся искать её гнездо. И после долгих поисков в яблоневом лесу урочища Караалма удалось-таки обнаружить пустое гнездо, так и оставшееся незанятым до конца лета. А 23 июня того же года в узкой ленточке березняка вдоль ручья, впадающего в Кши-Каинды, я, наконец, нашёл жилое гнездо райской мухоловки с четырьмя яйцами, из которых вскоре вылупились птенцы. Наблюдения за их кормлением и сбор под гнездом остатков пищи – преимущественно ярких крыльев дневных бабочек – дали мне основание для публикации в сборнике «Орнитология» своей первой научной заметки «К биологии райской мухоловки» (Ковшарь, 1962). Так было, наконец, установлено гнездование райской мухоловки в заповеднике Аксу-Джабаглы. Сейчас эта птица не представляет редкости как в заповеднике, так и в горах севернее и восточнее него, причём на восток она продвинулась более 500 км – до западной части хребта Заилийский Алатау (Северный Тянь-Шань).
Черногрудая красношейка (Luscinia pectoralis). Еще заманчивее для орнитолога находка гнезда птицы, у которой их ещё не находили в пределах целой страны (не говоря уже о птицах, гнёзда которых вообще не известны науке). Кстати, такие виды есть ещё и сейчас, а тогда, в середине ХХ столетия, таких птиц в высокогорье Тянь-Шаня было немало. Когда в июле 1960 г. в истоках р. Джабаглы я встретил птенца черногрудой красношейки (Luscinia pectoralis), гнёзда этого соловья с территории СССР ещё не были известны в научной литературе. В прекрасной 6-томной сводке «Птицы Советского Союза» в разделе «Размножение» очерка об этой птице стояла лаконичная фраза: «Сведений нет». Нетрудно представить, как мне захотелось найти гнездо! Но лето уже заканчивалось, пришлось ждать следующего года.
Рис. 56. Самец черногрудой красношейки с кормом для птенцов. Фото Олега Белялова Рис. 57. Самец краснокрылого чечевичника на водопое у ручья. Фото Виктории Ковшарь |
В конце июня 1961 г. мы втроём, с Абдуллой и Иваном, выехали в верховья р. Кши-Аксу – туда, где встречал этих птиц ещё Л.М. Шульпин. Начались поиски. Но велись они вслепую, так как неизвестно было даже, где надо искать. Изредка видели мы самцов, поющих на кустах арчи, или самок, кормящихся на субальпийском лугу. Искать пробовали и там, и сям – безрезультатно. Как-то перед вечером, возвращаясь верхом в лагерь, мы с Абдуллой увидели на кусте арчи самца черногрудой красношейки с кормом в клюве. Это уже был шанс! Оставалось ждать, куда он понесёт корм. Но красногорлый хитрец был не так прост. Он и не думал показывать нам гнездо: с тихим писком перелетал по верхушкам арчи, присаживаясь по нескольку раз на одни и те же веточки, поворачивался к нам то головой, то боком, то хвостом и всячески тянул время, выжидая, когда мы уберемся. А ждать нам было трудно: с одной стороны, подгоняло вполне понятное нетерпение, с другой – садившееся за гребень горного хребта солнце. Решили обыскать весь куст. Как и следовало ожидать, ничего мы не нашли. Но птица буквально стонала, летая с кормом вокруг нас, и эти её крики убеждали, что гнездо где-то здесь, стоит лишь хорошенько посмотреть. Ещё час упорных поисков в зарослях не дал результатов. И тогда, отчаявшись разглядеть что-либо в густых переплетениях, мы отправились в лагерь.
Усталые и подавленные, возвращались уже в надвигающихся сумерках. Неприятно было чувствовать себя беспомощным перед таким, казалось бы, нехитрым делом, как поиски гнезда пичуги величиной с воробья. В какой-то мере утешало лишь то, что и другим до сих пор не удавалось его найти. Вдруг почти из-под копыта моего Орлика с шумом выпорхнула какая-то серая птичка, и в то же мгновение я увидел на том месте что-то голубое. Так и есть – гнездо с пятью ярко-голубыми яйцами! Ещё боясь верить в удачу, осторожно отвожу в сторону коня, чтобы не наступил ненароком. Теперь главное – выяснить, чье это гнездо. Раздавшийся через пару минут настойчивый писк красношейки развеял все сомнения… Так было найдено первое гнездо черногрудой красношейки. Через день удалось найти второе, а к концу недели – и пятое, а главное – пронаблюдать за гнездовой жизнью этой интересной птицы. А когда мы вернулись в Новониколаевку, меня ожидал только что присланный новый сборник научных статей, и в одной из них я нашел описание первого в СССР гнезда черногрудой красношейки, найденного в Центральном Тянь-Шане Ардалионом Алексеевичем Винокуровым (1961), с которым мы вскоре и познакомились. Однако даже эта публикация не очень меня расстроила. Всё равно радость открытия осталась со мной. И даже сейчас, спустя более полувека, я помню все до мельчайших подробностей, особенно ощущение нового, неизведанного.
Краснокрылый чечевичник (Rhodopechys sanguinea). Хотя в пятом томе сводки «Птицы Советского Союза» и было написано, что «Бамбергу были доставлены яйца этой птицы», однако никто из орнитологов, в том числе, видимо, и сам писавший, не верили этим данным, уж очень ненадежными они выглядели. Ведь сборщики яиц не всегда были достаточно квалифицированными и вполне могли ошибиться в определении вида; сам же Бамберг ни гнёзд, ни тем более их хозяев не видел. Одним словом, гнезда, яйца и птенцы этого вьюрка, населяющего горы Африки, Передней и Средней Азии, ещё не были описаны, когда я познакомился с ним в Аксу-Джабаглы. Здесь надо хотя бы в двух словах коснуться причин. Дело в том, что краснокрылый чечевичник, живя в ксерофильных, каменистых участках гор, очень широко перемещается в поисках пищи даже в летнее время, встречаясь от предгорий до вершин хребтов, в диапазоне высот 1200-3000 м. Поэтому орнитологи по-разному определяли места его гнездования, и даже Л.М. Шульпин считал, что чечевичник гнездится в стелющейся арче. Естественно, что попытки искать его там были заранее обречены на провал.
Поиски гнезда краснокрылого чечевичника я начал с первых же дней работы в заповеднике. Лето 1960 г. ушло на знакомство с самой птицей и выяснение мест её гнездования. К концу лета я уже был уверен, что искать гнездо чечевичника надо в скалистых участках высокогорий. Поэтому после находки черногрудой красношейки в июле 1961 г. мы направили своих коней на перевал Кши-Каинды (3100 м над уровнем моря). Обосновались здесь на пару недель, чтобы, не спеша, обыскать всё.
В первые же дни стало ясно, что искать гнёзда надо на южном склоне, куда изредка пролетали взрослые птицы с набитыми кормом подъязычными мешками. Однако наблюдения за ними долгое время ничего не давали: птицы отдыхали на скалах, самцы при этом иногда пели, затем слетали к снежникам и кормились у их кромки, там, где в полосе таяния снега попадаются и различные семена, и какие-то мелкие белые личинки насекомых. После длительной кормежки птица вдруг взлетала и скрывалась где-то за скалами, как бы демонстрируя человеку свое превосходство. Ничего не оставалось, как искать новой встречи, которая, как правило, заканчивалась так же.
Выслеживая чечевичников, мы нашли в норке под камнем гнездо гималайского вьюрка (Leucosticte nemoricola) с четырьмя птенцами. Это тоже была ценная находка, так как гнезд его у нас ещё не находили (указание в 5-м томе «Птицы Советского Союза» (1954) на то, что Н.А. Зарудный нашёл гнездо этого вьюрка на арче, было явно ошибочным, что и подтвердилось впоследствии). Стали наблюдать за ним, окольцевали птенцов. Но в один из дней вместо птенцов я вытащил из гнезда крупного щитомордника (Agkistrodon halys), в кишечнике у него оказались два наших птенчика с кольцами…
А с чечевичником нам явно не везло. По целому ряду признаков можно было заключить, что они гнездятся где-то здесь. Но где? И вот однажды мы наткнулись на самца, который вёл себя несколько иначе, чем другие. Он не пел, а молча сидел и как-то осторожно оглядывался время от времени. И, тем не менее, после получаса такого многообещающего поведения он взлетел и скрылся далеко за гребнем хребта. На следующий день мы всё-таки пришли сюда. Чечевичника долго не было, мы уж думали, что и в этот раз просчитались. Но вот где-то вверху раздался сочный голос, и тут же яркий самец круто спикировал на скалу. Он посидел на ней не более минуты и уверенно залетел за неё. Обгоняя друг друга, мы с Абдуллой бросились по осыпи вперёд, на скалу, чтобы оттуда увидеть точное место, куда села птица. Добежав, я успел лишь заметить, откуда она вылетела. Под этим камнем и оказалось гнездо с первой в мире (!) кладкой яиц краснокрылого чечевичника. Через два дня нам удалось найти второе гнездо, с птенцами, а через год – ещё четыре. Осенью 1962 г. в Зоологическом институте АН СССР в Ленинграде Елизавета Владимировна Козлова (1892–1975), классик советской орнитологии, показала мне статью французского орнитолога Олиера, в которой он описывает первое гнездо краснокрылого чечевичника с птенцами, найденное им в горах Марокко. Но гнёзд с яйцами этой птицы не находили ещё много лет… А яйца её описал известный немецкий орнитолог Niethammer уже после нашей находки – по яйцу, снесенному самкой в клетке!.. Та же Едизавета Владимировна Козлова написала мне, чтобы я прислал ей оттиск моей статьи с описанием находки гнёзд этой птицы и переслала оттиск Нитхаммеру с пометкой, что надо всё же читать и русскую орнитологическую литературу…
Из множества других птиц, гнездование которых я изучал в заповеднике Аксу-Джабаглы, наиболее интересные сведения удалось получить о синей птице (Myophonus caeruleus), белобрюхой оляпке (Cinclus cinclus leucogaster), рыжешейной синице (Parus rufonuchalis), первое в нашей стране гнездо которой также удалось найти именно в заповеднике Аксу-Джабаглы. Описание всех этих поисков заняло бы слишком много места, поэтому все желающие могут прочитать об этом либо в популярной книжке о заповеднике (Ковшарь, Иващенко, 1982), либо в капитальной научной монографии «Птицы Тянь-Шаня» (Ковшарь, 2019), где описаны все виды живущих здесь птиц. А закончить очерк о самом первом (и самом лучшем!) заповеднике Казахстана я хотел бы рассказом об удивительной птице, которую я не изучал, но счастлив уже тем, что неоднократно наблюдал за ней в полёте. Речь идёт о бородаче, или ягнятнике.
Бородач (Gypaëtus barbatus) – одна из самых крупных (размах крыльев до 3 м, масса 7-10 кг) и самых красивых хищных птиц нашей фауны. Благодаря тонкому изящному силуэту с длинными узкими крыльями и хвостом в полёте он кажется похожим на сокола. Сходство усиливает также полёт – лёгкий, быстрый, свободный. И только вблизи замечаешь, какая это махина. К тому же крупные маховые перья бородача издают своеобразный воющий звук, способный на расстоянии 20-30 м привести в замешательство даже человека. Когда слышишь звук, который издает вырвавшийся внезапно из-за гребня хребта бородач, поневоле задаешь себе вопрос: «Так ли уж фантастичны породившие второе имя этой птицы рассказы о сталкивании бородачами в пропасть копытных?» Еще в 30-х гг. исследовавший авифауну заповедника Леонид Михайлович Шульпин обратил внимание на то, что бородач очень часто летает низко у гребней хребтов, то и дело внезапно показываясь из-за скал на небольшой высоте, что скорее можно назвать охотничьим полётом, чем полётом падальщика, высматривающего трупы. Мне дважды удалось видеть поведение хищника, в какой-то мере подтверждающее мнение Леонида Михайловича. Однажды на южных склонах ущелья Кши-Аксу мы наблюдали за козлами (Capra sibirica), забравшимися на отвесные мраморные скалы. Казалось бы, явление обычное, но каждый раз удивляешься ловкости этих животных, умеющих находить путь в непроходимых, казалось бы, скалах. Каких только поз не принимают они, какие только карнизики не используют! Вот и на этот раз несколько самцов буквально прилепились в разных местах отвесной скалы – как альпинисты. Особенно неудобно устроился один молодой козёл, поставивший все четыре ноги на мизерный пятачок карниза. Вдруг среди ясного безоблачного дня какая-то тень упала на козла, и в ту же секунду над ним пролетел бородач. Козлик непроизвольно дернулся. Загремел вниз обвалившийся край карниза, а задние ноги животного безвольно повисли. Но только на какую-то долю секунды. Вот снова все четыре копытца встали на ещё меньшем пятачке. А бородач лишь покачнулся и, не меняя курса, продолжал свой путь к следующей скале… «Пронесло!»— облегченно вздохнули мы, но каждый подумал, что в другой раз может и не пронести, и тогда бородачу останется только спуститься к подножью скалы, чтобы полакомиться свежей козлятиной…
Как-то на перевале Кши-Каинды мы были свидетелями, как бородач пытался взять длиннохвостого сурка (Marmota caudata). Первой попытки мы не видели, а услышали лишь необычно пронзительный крик сурка примерно в 200 м от нашего лагеря. Посмотрев в направлении крика, мы увидели, как со склона поднимался бородач с сурком в лапах, но уже в 1 м от земли уронил его. Упавший сурок, не переставая кричать, медленно передвигался вниз по склону при помощи одних только передних лап; задние у него, похоже, были повреждены. Тем временем набравший высоту бородач сделал круг и снова опустился на сурка, вытянув лапы. Все повторилось: сурок кричит, извивается, с высоты 1-2 м падает на землю и отползает в сторону норы, а бородач, отлетев метров на 50, садится на скалу и чистит клюв. После третьей попытки, повторившейся через минуту, сурок все-таки ушел в нору, а бородач полетел вдоль гряды скал с наветренной стороны, ловко используя воздушные течения.
Всё же, видимо, живая добыча не так уж часто бывает в его меню. Обычно приходится довольствоваться трупами, причем нередко – уже высохшими их остатками (костями, кусками кожи с шерстью и т. д.). Бородач способен заглатывать целиком очень крупные кости – например, позвонок барана, голень косули. Видимо, отсюда и происходит одно из киргизских названий этой птицы – балтаджуттар (заглатывающий топор), хотя на этот счёт существует легенда, трактующая происхождение названия иначе. «По окончании насиживания из яйца ягнятника вылупляется топор. Топор этот обладает чудесными свойствами. Нет ничего на свете, чего бы он не смог разрубить, и наоборот, его ничем нельзя разбить. Он может исчезнуть только в том случае, если его проглотит сама птица. Если человек найдет этот топор, он на всю жизнь обеспечен чудесным оружием. Но в гнезде топор существует лишь три дня. После этого срока он превращается в щенка, называемого кумаик: у этого щенка глаза белые, как у родителей. Если человек найдёт гнездо со щенком, он может воспитать себе чудесную собаку, могущую легко справиться с самым сильным зверем, даже с драконом; мало того, эта собака сможет определить судьбу владельца, сделав его счастливым человеком. Щенок в гнезде существует также только три дня. Если его в течение этого срока не вынет из гнезда человек, он превратится в обыкновенного птенца ягнятника»… Записавший эту легенду зоолог Дмитрий Петрович Дементьев («Киргизские легенды о птицах», 1949) обратил внимание на то, что в отличие от беркута бородач во всех киргизских легендах никогда не выступает в роли хищника и ему не приписывают нападения на крупных зверей, тогда как о беркуте нередко рассказывают, что он бросается и на человека. Есть даже легенда о том, как бородач из хищника превратился в падальщика: «Хищные птицы состязались в скорости и ловкости. Ягнятник стремительно летел впереди на своих длинных больших крыльях, обгоняя соперников. Вдруг он увидел тушу павшего козла. Забыв обо всем, бросился к ней, схватил её и понёс. Пророк наказал его за жадность: лапы его стали слабыми, и он ничего не может взять ими, кроме кости». Как жаль, что в фольклоре народов Северной Африки и Южной Европы не было таких красивых, а главное – полезных легенд! В противном случае они не истребили бы эту безобидную птицу под предлогом того, что она наносит серьёзный вред овцеводству… В настоящее время в этих странах бородач исчез или стоит на грани исчезновения. К счастью, в Тянь-Шане положение с бородачом ещё не столь катастрофическое, а в заповеднике Аксу-Джабаглы он вполне обычен и встречается не реже, чем беркут. Одна из опасностей, грозящих этой птице – отлов для зоопарков. Поэтому Красная книга Казахстана рекомендует зоопаркам заняться разведением бородача для удовлетворения потребностей самих зоопарков. О реальности этого говорит опыт разведения бородачей в Алма-Атинском, Петербургском и некоторых других зоопарках.
*****
Оба снимка (рис. 59 и 60) сделаны утром 20 мая – в день, когда заповедник праздновал свой 90-летний юбилей. К этому дню был издан очередной 11-й выпуск научных Трудов заповедника и выпущена посвящённая заповеднику почтовая марка, а в Доме Культуры районного центра с. Турар Рыскулов (бывшая Ванновка) прошло собрание с участием представителей ЮНЕСКО, ПРООН и других общественных организаций и госучреждений, на котором состоялось награждение его ветеранов (рис. 61 и 62).
И было это 7 лет назад. А всего через три года нашему любимому заповеднику исполнится 100 лет…
Автор А.Ф. Ковшарь
Март 2023 г.
Литература
Винокуров А.А. К биологии некоторых воробьиных птиц Центрального Тянь-Шаня//Тр. Ин-та зоол. АН КазССР, 1961, т. 15. С. 40-45.
Грачёв Ю.А. Тянь-шанский медведь. Алма-Ата: Кайнар, 1982, 120 с.
Дементьев Д.П. Киргизские легенды о птицах//Охрана природы, сборник № 6. М., 1949. С. 42-49.
Кармышева Н.Х. Растительные корма белокоготного медведя в Аксу-Джабаглинском заповеднике //Труды Ин-та зоол.АН КазССР, том ХХ. Алматы, 1963. С.131-140.
Ковшарь А.Ф. К экологии райской мухоловки (Таласский Алатау)//Орнитология, вып. 4. М., 1962. С. 234-236.
Ковшарь А.Ф. Птицы Таласского Алатау. Алма-Ата: Кайнар, 1966. 435 с.
Ковшарь А.Ф. Расселение семян арчи птицами//Охрана и рац. использ. ресурсов дикой живой природы. Алма-Ата, 1966. С. 199-200.
Ковшарь А.Ф. Птицы Тянь-Шаня (западной половины горной системы в пределах Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана, Таджикистана). В двух томах. Том 1. Неворобьиные. Алматы, 2019. 576 с. Том 2. Воробьиные. Алматы, 2019. С. 577-1184.
Ковшарь А.Ф., Иващенко А.А. Заповедник Аксу-Джабаглы. Алма-Ата: «Кайнар», 1982. 160 с.
Ковшарь А.Ф., Чаликова Е.С., Колбинцев В.Г. Список птиц Аксу-Жабаглинского заповедника (на фоне авифауны северного макросклона и подгорной равнины Западного Тянь-Шаня)//Труды заповедника Аксу-Джабаглы, вып. 11. Алматы, 2016. С. 414-436.
Ковшарь А.Ф., Янушко П.А. Новые данные о млекопитающих заповедника Аксу-Джабаглы//Труды заповедника Аксу-Джабаглы, вып. 2. Алма-Ата: Кайнар, 1965. С. 203-236.
Кузнецов Г.В., Матюшкин Е.Н. Снежный барс охотится//Природа, 1962, № 12. С. 65-67.
Птицы Советского Союза (ред. Г.П. Дементьев, Н.А. Гладков). В 6 томах. М.: Сов. наука, 1951-1954. Том 5. Воробьиные [сем. вороновые – синицевые], 1954. 803 с. Том 6. Воробьиные [сорокопутовые – ласточковые], 1954. 792 с.
Метки: