Труднее привыкнуть к ненавязчивому дорожному сервису и беспардонности таксистов. Впрочем, что это я о плохом? Брюзга.

Неподалёку от села Катон-Карагай местность вдруг преображается, приобретая таёжный облик. Межгорная долина здесь будто пульсирует, как кровеносный сосуд: то расширяется, то сужается.

Горизонт с востока закрыт высоким хребтом, покрытым хвойным лесом и увенчанным снежной папахой.

Получаю в конторе задание и пропуск для вьезда и пребывания на территории Катон-Карагайского государственного национального природного парка и еду дальше.

Когда на себе ощутишь все прелести катон-карагайского бездорожья, невольно вспоминаешь сетование гениального писателя Николая Васильевича Гоголя: «В России две беды: дураки и дороги».

Увы, похоже, что эти же беды не обошли стороной и нас. Ну вот, опять я о плохом. Брюзга.

Дорога пролегает по берегу полноводной Бухтармы, взлетая время от времени на верхнюю террасу. По добротному мосту перебираемся на правый берег Бухтармы и сразу же попадаем в село Печи, напомина-ющее огромную птичью стаю, присевшую отдохнуть перед дальним перелётом.

За Печами неухоженная дорога поднимается всё время в гору. Наконец, в огромной зелёной чаше перед нами предстало село Белое, теперь переименованное в село Аксу, раскинувшееся привольно по берегаогромной реки Белая.

Лесничий Беловского лесничества Каирбек Аркадьевич Укоков сказал, как отрезал:

– Остановитесь у меня. Зовите меня просто Каирбек. На что я отпарировал:

– Зовите меня просто Константин Павлович, – и мы обменялись крепкими рукопожатиями.

За ужином я объяснил вкратце цели своего приезда. Узнав, что меня интересует фауна и экология земноводных, пресмыкающихся, птиц и млекопитающих, Каирбек неожиданно спросил:

– Фонарик есть? После ужина пойдём ловить жаб. Весной, на огороде и рядом в болоте я видел «вот такую жабу», – и Каирбек так широко развёл ладони, что я даже ахнул: «А ведь эту жабу наивные палеонтологи считают ископаемой, вымершей».

Едва дождавшись окончания ужина, мы рванули с Каирбеком на ближайшее болото. Атлетически сложенный Каирбек легко прыгал по кочкам, чего не скажешь о его бородатом спутнике. Беготня по болоту с задранными штанами никаких результатов не принесла.

Возвратившись домой, мы сели на высокое деревянное крыльцо. Каирбек курил сигарету за сигаретой; неожиданно он предложил: «На другом берегу реки, километров в трёх отсюда, есть ещё одно болото. Может, сгоняем?» Я тактично отказался, сославшись на дорожную усталость.

После бесплодной вечерней прогулки по болоту мои импортные сапожки утратили надлежащий шик, и я снял их, чтобы помыть в ручье.

– Наденьте вон те галоши, – предложил мне Каирбек. Я сунул правую ногу в безразмерную галошу, стоявшую у забора, и едва не рухнул наземь: из галоши выпрыгнула… жаба; по размерам (чуть больше спичечного коробка), она явно уступала палеонтологическим параметрам. Ею оказалась уже известная науке обыкновенная жаба.

– Что вы там возитесь? – спросил у меня Каирбек.

Я показал ему жабу и поинтересовался:

– Такую жабу вы видели весной на огороде и в ближайшем болоте?

Вместо ответа Каирбек эффектно щёлкнул зажигалкой, прикуривая очередную сигарету. А я искренне позавидовал прямо-таки фантастическому воображению Каирбека.

Утром, после завтрака Каирбек предложил: «А не послать ли мне вас куда подальше?»

Я насторожился: «Что Каирбек имеет в виду под этой ёмкой, имеющей иносказательный смысл фразой: «послать подальше?».

– Я имею в виду самый отдалённый участок Беловского лесничества – Верх-Катуньский, – успокоил меня Каирбек.

– А там болота есть, в которых водятся «вот такие жабы», – и я, как Каирбек, широко развёл ладони.

– Там водятся и более крупные звери, – уклонился Каирбек от прямого ответа.

Деревянное село Верх-Катунь знаменито своей пантолечебницей. Сюда приезжают состоятельные люди, чтобы избавиться от избытка денег и здоровья.

Инспектор национального парка Рамазанов Серикбол, хорошо знающий флору и фауну Верх-Катуньского участка, стал моим проводником.

Наши сытые кони бьют копытами. По маршруту встречаются свежие медвежьи экскременты, следы косуль, барсучьи норы.

– Вон на той вершине однажды я встретил каменную куницу, – показывает Серикбол. – А здесь у меня гнездятся глухари, водятся соболи, рыси, белки.

Вокруг плещутся вширь и ввысь цветущие луга, хвойные леса, ручьи, болота.

Вернувшись в село Аксу, мы с Каирбеком поехали на его уазике в старинную деревню со странным названием Фыкалка.

Перед деревней, на пригорке я попросил Каирбека остановиться. Фыкалка раскинулась вольготно по обширной долине, повинуясь прихотям горного рельефа. Огромные усадьбы разбрелись по урочищу без каких-либо намёков на улицы. Я спросил у Каирбека, водятся ли в этих местах дикие козлы.

– Диких козлов здесь нет, а вот с братьями Козловыми я вас сейчас познакомлю, – заинтриговал меня Каирбек.

Мы заехали в контору лесничества, где нас встретили инспектора нацпарка, братья Павел, Борис и Николай Козловы.

Пересев на коней, мы отправились дальше. На привале у нас с Николаем состоялся любопытный диалог:

– Ты родился в Фыкалке?

– Но. (На местном диалекте это означает: «Да».)

– В армии служил?

– Но.

– Женат?

– Но.

Теперь настала очередь Николая брать интервью у меня:

– Вы приехали из Усть-Каменогорска?

– Но, – ответил я.

– Давно там живёте?

– Но.

– К нам надолго?

– Но.

Каирбек, слышавший нашу беседу, расхохотался: «Кончайте «нокать», пора «нукать», – и мы поехали дальше. По дороге встретились с мараловодами, у которых в этот период была горячая пора – шла массовая срезка пантов, представляющая собой незабываемое зрелище. Потом Каирбек предложил завернуть на пасеку.

Во глубине Алтайских гор, на правом берегу ревущей реки Белая, вдали от населённых пунктов затерялась одинокая пасека. Пасечника, Говорливых Виктора Васильевича мы застали с рубанком и лекало в руках. В мгновение ока, прямо на наших глазах из приготовленных брусочков он собрал маслобойку. Бондарскому искусству обучался у деда в селе Коробиха.

– А что вы ещё можете делать? – спросил я у Виктора Васильевича. Неразговорчивый вопреки своей фамилии мастер бондарского искусства ответил:

– Маслобойки, квашенки, бочки. Но заниматься этим всерьёз некогда, слишком много с ними возни, да и на пасеке работы невпроворот. Вот, жена попросила сделать маслобойку.

На прощание я сфотографировал Виктора Васильевича вместе с его сынишкой Сашей, который на мой вопрос: «Саша, как зовут твою маму?» – мудро ответил: «Так и зовут: «мама».

Было ещё много интересных встреч, разнообразных впечатлений, знакомство с флорой и фауной края.

В город Усть-Каменогорск меня вёз матёрый катон-карагайский таксист, виртуозно лавируя по дорожным ямам и выбоинам, особенно хорошо заметным после дождя.

Но теперь мне вспомнились не гоголевские сентенции относительно дорог и дураков, а жизнеутверждающие мотивы великого русского поэта-лирика Александра Блока: «Сотри случайные черты, и ты увидишь – мир прекрасен».