Дмитрий БОЧАРОВ,
Фото из архива автора

Курсантская быль о специфических особенностях выживания в экстремальных условиях. 

Желудок крокодила переваривает ВСЁ!

Даже железо.

А желудок пограничника переваривает крокодила!

Мудрость из курсантского блокнота

Апофеозом курса молодого бойца (сокращенно КМБ) у нас в училище на полевом учебном центре, в народе просто ПУЦ, был курс выживания.

Для этого учебная пограничная застава (ПОГЗ) размещалась, где-нибудь в забытом уголке тактического поля. Благо, что на площади в 25 га, оборудованной для всевозможных тактических и практических занятий инженерными заграждениями, сооружениями, ДОТами и тому подобным, таких уголков было видимо невидимо.

Личный состав заставы получал штатное вооружение, сухпаёк на семь дней и занимал, оборудованный лет тридцать-сорок тому назад, взводный опорный пункт.

Каждое отделение занимало большой блиндаж, обустраивало себе полевую казарму, налаживало быт и несло караульную службу по защите и обороне вверенных ему позиций.

Днём отрабатывались пройденные темы по военной тактике, огневой подготовке, защите от оружия массового поражения (ЗОМП) и военно-инженерной подготовке, так сказать, для закрепления теоретических знаний и получения практического опыта – взвод в обороне, взвод в наступлении, маскировка, преодоление инженерных заграждений и т.д.

Только настоящая практика позволяет проверить полученные знания и получить бесценное богатство – ОПЫТ!

Настоящий офицер должен знать и уметь всё, чему хочет научить своих солдат.

А на войне главное – выжить, чтобы была возможность выполнить поставленную боевую задачу и победить.

Желательно при этом ещё не попасть в госпиталь и не остаться инвалидом…

Курс выживания направлен на овладение курсантами хитрых премудростей и получение ценнейших практических навыков, а также постижение всех тонкостей полевой и окопной жизни, обретённых и дошедших до нас от старших поколений после бесчисленных войн, разнесённых во времени и по континентам.

Выживание начиналось с пробуждения бренного тела курсанта-первокурсника в неотапливаемом блиндаже. Был конец августа, но, кому приходилось ночевать в степи или в песках, меня поймёт.

Под утро бывает достаточно свежо, особенно в сыром бетонном склепе, засыпанном песком поверх даже не бревенчатого наката, а непонятно чего – где-то бетонных перекрытий, где-то листов железа, где-то каркаса из досок.

За всё лето из углов нашего приюта на время выживания, так и не выветрились запахи сырости и затхлой копчёности. И это несмотря на то, что температура под палящим солнцем пустыни Мойынкум переваливала за 40º по Цельсию, конечно же со знаком «+».

К тому же землянка, или, точнее сказать бетонка, была достаточно уже обветшалая. С потолка постоянно сыпалась какая-то гадость, не то песок, не то сажа, не то плесень вперемешку с мелкими обитателями здешней фауны: мокрушами, паучками, сороконожками и прочей живностью.

После крика командира отделения: «Отделение подъём!», – не то чтобы лицо сполоснуть – продрать глаза от песка и пыли было нечем!

---

Воды в обрез, даже питьевой – на сутки, всего один, почти сорокалитровый военный бидон – термос ТГ-36, защитного цвета. Выходит, всего по литру с небольшим на нос!

Привозили этот бачок в обед, так что к утру обычно он был пустой.

Однако, для питья привозили в обед ещё один аналогичный бак с отваром верблюжьей колючки. Но это снадобье народ сразу же разливал по своим персональным фляжкам, которые болтались у каждого курсанта на поясном ремне. Обычная вода на жаре задыхалась и пить её из фляжки было не айс, а верблюжью колючку пить можно было при любой температуре.

***

Воду поутру курсанту можно было достать двумя способами: извращённым и естественным.

Извращённый способ заключался в использовании теории выживания и опыта предков.

К этому способу добычи воды прибегали обычно дежурные, которые охраняли наш сон и коротали короткие южные ночи столь оригинальным способом, с пользой для своего растущего организма.

Для добычи воды искалось естественное углубление – низинка, желательно песчаная.

В низине вырывалась ямка, ставился обычный военный котелок, крышка с него, естественно, снималась. Из бумаги, лучше чистой и плотной не промокашки, делалась обычная воронка и накрывалась каской, обязательно старой без подшлемника.

Вся эта конструкция закапывалась аккуратно песком.

Каска должна плотно прилегать к воронке, чтобы конденсирующая на металле влага стекала по воронке в котелок.

Место закопа обозначалось достойным ориентиром, чтобы потом не париться и не раскапывать все подозрительные холмики.

Утром вода в котелке была гарантирована на пару глотков, зато чистая!

Но способ считался извращением, потому что количество влаги не восполняло потерю энергии и времени при её добыче…

Время на извращения у часового, несущего службу около блиндажа, оставшегося наедине со звёздами на небе и своими мыслями в голове, было предостаточно.

Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось!

В извращённом способе была завораживающая магия – о, шайтан!

Поэтому гурманы, знающие закон круговорота воды в природе и конденсации, им не брезговали.

Второй естественный способ был прост. Это не то, что многие подумали.

Заключался он в следующем: подорваться по команде – «Подъём!», тупо построиться в колонну по одному и совместить полезное с приятным – совершить утреннюю пробежку и добраться до недалёкой речки.

Вода в ней была мутная – глиняно-рыжего цвета, но умыться ей было можно. Хотя эффект был скоротечный.

На обратной дороге, как водится, бегом, лица всегда покрывались слоем пыли, а на зубах опять скрипел песок.

У речки, как у зверей на водопое, обычно встречались разные отделения. Можно было перекинуться парой фраз, узнать новости, даже с того берега!

Здесь же набирали воду во всю тару, которая могла её удержать. Волокли всё это до блиндажа, где быстро её кипятили, засыпали чай из сухпая и жадно пили, обжигая потрескавшиеся губы.

Естественно, этот способ добычи воды был более доступным и поэтому массовым, им пользовались все. Воды обычно хватало до обеда.

Вопрос с водой прояснили, теперь о хлебе насущном.

В обед привозили горячую пищу из столовой, в таких же, как и воду, сорокалитровых бочках цвета хаки. Бачок первого, бачок второго и бачок с компотом.

Богатство кулинарии сразу разливалось по котелкам, которые болтались у каждого курсанта на поясе.

Кружки были пластиковые и хранились вместе с алюминиевыми ложками внутри котелков.

Современный армейский котелок больше похож на изогнутый контейнер цвета хаки.

Основание у котелка плоское, форма – в виде зерна фасоли, чтобы изгибом плотно прилегал к телу и не долбил углами. Глубина котелка – сантиметров 15-20 – это основная ёмкость. Сверху большая ёмкость накрывалась плотной крышкой сантиметров пять в глубину.

В сам котелок заливалось первое блюдо, в крышку накладывали второе.

Обычно первое было жидковато, о второе – густовато. И к тому же второе остывало быстрее.

Рациональные курсанты быстро нашли выход – второе забрасывалось в первое, блюдо тщательно перемешивалось и получался эдакий гуляш.

---

На вид, конечно же, выглядит это чудо кулинарии не эстетично, зато есть можно. А жрать растущим организмам, на свежем-то воздухе, хотелось неимоверно!

Поэтому в обед старались наесться впрок – до отвала.

После обеда обычно была самостоятельная подготовка – в полевых условиях можно было и покимарить-поспать, не раздеваясь для лучшего переваривания пищи.

Утром и вечером курсант был на так называемом подножном корму – что нашёл, то и съел!

Чтобы исключить вероломство и крысятничество – договорились на берегу – нас десять человек в отделении, у каждого – сухпай, консервы – в общий кош.

Утром будем съедать банку кильки в томатном соусе, вечером – банку тушёнки, чтоб не выть на луну.

Остатки – неприкосновенный запас (НЗ) на непредвиденные случаи.

Первая банка тушёнки ушла из НЗ на общий стол в первый же вечер.

Случай был предвиденный – первая плановая банка тушёнки с непривычки только раззадорила аппетит, нагулянный после плотно набитого событиями первого дня заселения в блиндаж и оборудования, обживания позиций.

Вторая банка ушла из НЗ во второй день, повод тоже был железный – ЖРАТЬ ОХОТА!

Днём были тактические занятия по теме «Взвод в обороне».

Рыли окопы. Сначала для стрельбы лёжа на оценку.

Отличился пулемётчик. Пока взвод вытянулся в цепочку по боевому гребню сопки – он при поиске удобного естественного углубления не обратил внимания, что отстал от общей цепи. А когда нашёл, сразу кинулся копать, не оглядываясь по сторонам! Время-то идёт, секундомер тикает.

В итоге вышел классный окопчик, но только с одним недостатком – его сектор стрельбы был аккурат направлен в затылок командиру 1-го отделения, сержанту Андрею Липнягову.

---

Пулемётчик получил от преподавателя общей тактики свой заслуженный «неуд» за то, что не следил за оперативной обстановкой и в результате неправильно выбрал своё место в бою.

Потом мы углубляли уже выкопанные ранее окопы для стрельбы сидя с колена. Опять же, на оценку.

Как оказалось, не всё так просто в фортификации.

Песчаный грунт тоже плохо – копать легко, но он так же легко и возвращается обратно, осыпаясь с краёв окопа и бруствера, прямо на дно того углубления, из которого ты его только что извлёк!

Но самая тяжёлая работа – копать на тропе. Там земля спрессованная, как камень, не удолбишь.

Пулемётчик был наказан – ему пришлось копать окоп для стрельбы с колена «с нуля», на правом фланге цепи.

Он как раз и попал на тропу, или это был коварный замысел преподавателя, так как он лично выбирал место для его окопа.

Так что Хохлу, а хитрецом пулемётчиком был именно он, жизнь мёдом не показалась – стёр руки в кровяные мозоли.

На том дело не было окончено. Пришло время углубляться для стрельбы из окопа стоя. Тоже на оценку! Логическим продолжением было соединить индивидуальные огневые точки в линию траншей. Что и было проделано по команде преподавателя.

Дальше оборудовали тыловые позиции для круговой обороны взвода.

Потом преподаватель общей тактики провёл экскурсию по оборудованному нами опорному пункту взвода, показывая сектора обстрела и указывая на ошибки. Так же он рассказал, что при наличии дополнительного времени можно оборудовать перекрытия ходов сообщения из подручных материалов для защиты личного состава от миномётных и артиллерийских обстрелов и налётов вражеской авиации. Он поведал, как важно использовать каждый драгоценный час передышки между огневыми налётами противника для углубления траншей и подготовки резервных или ложных позиций, для скрытного перемещения и манёвра при обороне. Так же преподаватель рассказал о важности маскировки для сохранения фактора внезапности для противника и снижения потерь личного состава.

В общем – повеселились на славу… Как не заесть такой порыв энтузиазма тушёнкой?!

День третий принёс новую радость – отработка действий подразделения при наступлении.

Тут была своя веселуха: преодоление инженерно-заградительных фортификаций – колючая проволока, путанка из пакетов малозаметных препятствий (МЗП), ловушки, мины; наблюдение и разведка; передвижение на поле боя – мелкими перебежками и переползанием; сдача нормативов; подавление огневых точек; развёртывание атакующей цепью; непосредственно атака на вражеские позиции; применение противником оружия массового поражения, и прочая, и прочая…

Потом… Я даже не помню, что было потом.

В пятницу тушёнка кончилась… Совсем… то есть абсолютно!

Причём кончилась она в наше отсутствие.

Пока мы вчетвером: Вовка, Валерка, я и Хохол, сидели за блиндажом и наслаждались романтикой очередного вечера, наши боевые товарищи подкрепились перед пятничной молитвой.

Подозрительное затишье в блиндаже навело нас на крамольные мысли. И мы решили вернуться в расположение.

Но при своём неожиданном появлении мы услышали только финальные аккорды скрежета ложек по дну консервной банки.

---

Хохол, как всегда быстрее всех вернулся к реальности.

Его эмоциональную речь я цитировать не буду. Скажу лишь только то, что весь накал его страстных переживаний был весьма красочно оформлен большим количеством неопределенных артиклей, различных междометий и замысловатыми оборотами народного фольклора.

Пламенная речь не могла не возыметь нужного воздействия. Находившиеся в блиндаже прониклись общей идей и замыслом сказанного, осознав наконец – кто они есть на самом деле!

В ход пошел НЗ из кильки в томатном соусе.

Килька развязала языки Вовке, Валерке и мне.

Мы тоже добавили эпитетов и красочных прилагательных в адрес сослуживцев, которые пытаются рыбной консервой заткнуть рот правде.

Под шумок была умята и ещё одна банка кильки с сухарями.

После акта двойного уничтожения НЗ выяснилось, что на выходные остаётся всего ДВЕ БАНОЧКИ злосчастной мелкой рыбёшки вперемешку с томатом…

И всё – фенит а ля комедия! Курс лечебного голодания на сутки нам гарантирован.

На душе стало совсем кисло.

Но, как говорится в старой русской пословице – «утро вечера мудренее…»

Субботнее утро встретило нас всё тем же ритуалом массовой добычи воды и пробежкой по окрестностям.

Предпоследняя банка кильки как-то придала оптимизма юным любителям военной романтики, но его хватило ненадолго.

В ходе инспекции запасов продовольствия выяснилось – вскрыта последняя пачка чая и сухарей. Хватит максимум на ужин.

Вопрос поисков съестного встал ребром.

В субботу занятия не проводились, в армии это парко-хозяйственный день (ПХД). Перетрясаются постели, наводится порядок в расположении, приводится в надлежащие состояние техника, пострадавшая за неделю ратного труда, снаряжение и обмундирование.

Подразделение на полигоне не исключение, мы занялись наведением порядка.

Параллельно вся прилегающая к блиндажу территория была повторно обследована на предмет произрастания, пробегания, пролетания, залегания и всего остального.

Но, как обычно, кроме двухметровой конопли, колючек, ящериц и насекомых, ничего найдено не было.

Хотя три кузнечика-переростка, очень смахивающих на саранчу, вызвали оживленную дискуссию об употреблении их в пищу китайцами.

Гурманы даже начали обсуждать способы приготовления. Все сошлись на мнении, что запечённую в кипящем масле саранчу стоит попробовать.

Горячие головы остановило только отсутствие растительного или любого другого масла.

Варить и есть саранчу никто не решился…

Половина дня прошла в мучительном ожидании обеда.

Обед рубали за обе щёки, все знали о перспективах голодного вечера.

Уничтожать крайнюю банку кильки до воскресенья никто не решился. До воскресного обеда надо будет ещё дотянуть.

Остаток дня прошёл в томительных предчувствиях вечера. Как назло, стояла жуткая жара, и выползать из душного блиндажа на свет Божий совсем не хотелось. Тело перешло в режим экономии энергии.

Вечер приближался, как неминуемая кара за предшествующее чревоугодие. Часов после шести, тем же составом: Вовка, Валерка, я и Хохол, – мы перебрались на свежий воздух, в тенёк блиндажа. Каждый думал о своём, наслаждаясь вечерней прохладой. Разговор не клеился. Вовка играл штык-ножом, втыкая его в землю.

После дневного зноя оживала и всякая живность, полетели комары от реки. Отпущенная саранча застрекотала в траве. Из какой-то норки резво выскочил на свою беду зверёк. То ли тушканчик-переросток, то ли суслик-недомерок. В общем, какая-то хрень с шерстью песчаного цвета. Однозначно, что не барсук! Зверюга какая-то – мелкозубастая.

По любому не его день был, не повезло животине. Штык-нож был как раз у Боба в руке, а метать всякие железяки он был мастак. Пригвоздил зверька к земле по самые не балуйся.

Меткий бросок Вовки вызвал бурный восторг у всей компании, кроме безвинно убиенного.

Валерка, правда из сентиментальности, прочитал над животиной отходную молитву.

Вовка к таким телячьим нежностям не привык и начал сразу свежевать добычу.

Без шкуры тушка этого зверька выглядела совсем малюсенькой, но была нанизана на шомпола от АКСов и гордо водружена над быстро собранным костром.

Дров добыли мало, в основном запалили сухой перекати-поле и прочую растительность, а также солому, что смогли сгрести по округе. Сначала повалил густой дым, потом полыхнуло от души.

Но даже от такого костра жара хватало, от тушки пошёл пьянящий аромат жареного мяса. Чтобы дичь не подгорела, её приходилось постоянно переворачивать, обжигаясь о горячие шомпола автоматов.

При этом вокруг костра совершались ритуальные пляски, посвящённые удачной охоте нашего грязнолицего брата Боба.

Валерка, увидав наши вытянутые по ветру носы, открытые рты, из которых хоть слюна пока не капала, пресёк весь романтизм ситуации фразой:

– Я эту крысу жрать не буду!

На опрометчиво брошенное Валеркой слово «ЖРАТЬ» как заправская ищейка сразу среагировал Омирхан, вылетевший пулей из блиндажа.

– ЖРАТЬ, бар ма?

От данного возбуждённого возгласа Омирхана мы немного опешили.

Глаза Омирхана сразу же жадно сфокусировались на источающей аромат дичи. После этого скрывать факт успешной охоты стало бессмысленно.

Первым нашёлся Хохол:

– Да, Омирхан, вот барашка завалили, шашлык жарим…

– Барашка, эт харашо… Дай посмотрю… – момент, когда шомпола с тушкой перекочевали из рук Боба в руки Омирхана, никто не заметил.

Из состояния культурного шока нас вывел безжалостный хруст косточек тушканчика на челюстях Радиации. В мгновение ока весь шашлык исчез в этой безжалостной молотилке, у которой даже за ушами хрустело…

– Ащё бар ма? – жадно оскалился Омирхан.

– ЖОК! Барашек совсем малюсенький был…, – сказал, как отрезал Валерка.

---

Радиация сразу же утратил интерес к нашей компании и удалился.

– Боб и на хрена, спрашивается, ты скормил этому чудовищу нашего тушкана? – риторически спросил я. – Он же даже спасибо не сказал…

Бодрое настроение, вызванное ароматами жареного мяса, быстро улетучивалось…

Короткий южный вечер догорел, и над нами раскинулось бескрайнее небо с миллиардами звёзд…

В мозгу даже присказки были о еде:

“ТИХА УКРАИНСКАЯ НОЧЬ… НО САЛО НАДО ПЕРЕПРЯТАТЬ!”

Оставалось любоваться красотами ночи натощак, с пустым желудком, так как спать и говорить уже не хотелось.

***

Утро воскресенья было безрадостным.

Уничтожение крайней банки кильки оптимизма не прибавило.

Курс выживания продолжался и нас опять ждало лечебное голодание…

У военных есть девиз: «Если отдых – то активный, если праздник – то спортивный!»

Но бесконечный фонтан оптимизма иссяк даже у Хохла, что случилось впервые со дня нашего знакомства.

Все тупо гасились в душном блиндаже. Героев побегать под ласковыми лучами ослепительного солнышка не было…

Разнообразие в скучное безделье внёс обед! Первое, второе, хлеб и КОМПОТ! Это был праздник желудка!

После обеда все завалились переваривать пищу в тишине. Только мухи озабоченно носились по блиндажу и норовили сесть на неприкрытые участки молодецкого тела. Время до вечера, как обычно, тянулось мучительно долго…

Ни писать письма, ни заполнять дневник, который я в режиме полной секретности, скрытно и шифрованно вёл в тетрадке с лекциями, категорически не хотелось.

Мы тупо ждали голодный вечер – когда над горизонтом взойдёт серебряный диск Луны и нам представится возможность повыть на него, для разнообразия.

---

И мы дождались того момента. Как обычно, тем же составом, мы перенесли наши бренные тела на излюбленное место дислокации – на свежий воздух.

От земли безбожно парило, но в воздухе еле уловимо чувствовалась прохлада с редкими, лёгкими порывами ветерка.

– Ща бы горячего чайку, да с душистым медком! – мечтательно сказал я, глядя на красивейший багровый закат.

– Чай ещё вчера кончился… – как всегда трезво и цинично прервал мои мечтания Комар.

– Я помню, что мама заваривала чай из листьев смородины, – почему-то сказал Вовка-Боб.

– Где ты её сейчас возьмешь? – парировал вопросом реплику Хохол.

– Видал куст у речки, похожий на смородину – как бы невзначай ляпнул Боб.

– Ну-ка, тащи его сюда, заварим! – возбужденно выкрикнул я, и все оживились.

---

Вовка метнулся к реке за кустом, остальные разбежались по окрестностям для сбора сушняка и другого горючего материала, пока совсем не стемнело. Искали всё, что могло гореть, даже кизяк.

Кизяк – это высохшие коровьи лепешки. При его горении выделяется едкий сизый дымок, но разогреть на нём пищу или вскипятить воду можно. Заодно и разогнать тем самым дымом всю жужжащую нечисть, которая начинала насыщать весь воздух вокруг нас…

Вовка действительно припёр какой-то куст прямо с корнями, не прошло и года!

На смородину куст был подозрительно не похож.

– У смородины должны листья пахнуть, – озвучил свои опасения похожий на ботаника Валерка.

Мы начали рвать и судорожно растирать в ладонях листья.

Они пахли, но не смородиной. Как пахла смородина мы уже начали забывать. Как будто это было давно, по ту сторону жизни в далёких детских снах.

– Да ладно, – важно заявил Хохол, – Бросай, Вовка, эту хрень в каску, только корни обруби! Я надеюсь, ты додумался её помыть на речке?

– А то! – буркнул в ответ Боб. Было совершенно непонятно то ли он додумался и помыл, то ли не додумался…

---

Короче, с куста надёргали листьев и побросали в старую каску, найденную при уборке в блиндаже. В ней уже как раз призывно закипела вода.

Валерка с умным видом начал методично помешивать шомполом варево. При отблесках костра на фоне вечернего неба он был похож на мага-чародея или очень молодого колдуна Мерлина.

В каске что-то начало пузыриться и пениться.

– Ща заварим какой-нибудь конопли и потравимся на хрен! – не выдержал я.

– Это не конопля, однозначно, – сказал Хохол, – мы ж её нюхали.

Вовка, чтобы как-то реабилитироваться, всё же его идея была с кустом, выдал:

– А може, это… Омирхана позовём – продегустировать!

– Тебе вчера не хватило? Скормил ему нашего тушканчика? – съехидничал я.

– А чего? Очень даже трезвая мысль! – резонно заключил Валерка.

Все плотоядно заржали и закивали.

Хохол своим зычным голосом гаркнул: «Омирхан, кель!»

Омирхан не заставил себя долго ждать, проворно приковылял своей раскачивающейся морской походочкой. В его горящих глазах читался немой вопрос: “ЖРАТЬ, бар ма?”

– Омирхан, шай будешь? – ласково начал Хохол, дружески обняв его за плечи. – Подставляй кружку.

– Шай, жок… – почему-то насторожился Радиация.

– Да ты не переживай, мы тут последнее перетрясли, заварили, – включился в разговор Вовка.

– Ты ж нам родной, под одной крышей спим, с одного котелка с тобой едим, последнее тебе отдаём, – еле сдержавшись, чтоб не заржать, вставил я свои пять копеек.

Валерка молча плеснул Омирхану в подставленную кружку горячего варева.

Омирхан раздул свои ноздри и всё ещё насторожено принюхался, дуя на парящую жидкость в кружке. Но голод взял своё. Он жадно глотнул варева. Все замерли в ожидании вердикта дегустатора.

Омирхан поперхнулся и начал плеваться: – Жаман шай!

Дальше последовала непереводимая игра слов какого-то из казахских диалектов.

Радиация, матерясь на казахском и русском языках, обиженно убежал.

---

– Всё, баста карапузики, кончилися танцы… – разочарованно сказал Хохол.

– Я же говорил, потравимся этим варевом, выливай его, Валерка, от греха подальше! – заключил я.

– Да! Если уж Омирхан не переварил, нам даже пробовать не следует, – махнул рукой Вовка.

Комар, скорбно с горбясь, перевернул варево на костёр.

Пламя опало, угли и зола зашипели, всполохи озарились зеленоватым свечением, от костра повалил густой белесый дым.

Колдовство закончилась, как и крайняя ночь Курса выживания…

Мы это сделали! Мы выжили!

Написано октябрь 2012