Наша дорога лежала в охотничье хозяйство «Чёрная Уба», что расположено неподалёку от города Риддера.
Дорога от Алматы до Риддера заняла 18 часов, о её качестве говорить не буду, ибо о мёртвых или хорошо, или никак. Впрочем, на участке Алматы – Талдыкорган идут интенсивные дорожные работы – это даёт надежду, что в следующем году хотя бы часть трассы будет отремонтирована.
В Риддере нас встретил директор хозяйства Евгений. Переночевали мы в гостинице – не пятизвёздочной, но зато и недорогой: «сингл» с завтраком стоит чуть больше 30 долларов.
Риддер – старинный городок старателей, можно сказать, восточно-казахстанский Даусон. Конечно, содержание золота уже не то, что во времена золотой лихорадки, но разработки до сих пор идут. Утром на машинах мы оправились в угодья.
Центральная база хозяйства расположена в 50 км от Риддера на берегу одноимённой реки Чёрная Уба, называют её здесь посельем. Как-то в разговоре я по ошибке назвал поселье поселением, чем вызвал бурный смех, смешанный с негодованием.
Слово «поселение» в этих краях хорошо известно, так как в советские времена на рудниках и в подсобных производствах часто использовался труд условно освобождённых заключённых. Влияние криминальных «понятий» до сих пор сильны среди местного населения, это чувствуется везде на уровне бытовой лексики.

МЕСТНЫЙ КОЛОРИТ

Поселье на «Чёрной Убе» действительно не имеет ничего общего с поселением. Это можно назвать экологической деревней. Несколько замшелых срубов, точно срисованных с картин Шишкина, как будто бежали куда-то, устали и пристроились на берегу ручья отдохнуть в тени деревьев. На стенах камусные лыжи, ичиги, капканы, коромысла – свидетельства материального колорита ушедшей навсегда эпохи, висят не как экзотические украшения вроде африканских масок, а реально необходимые в быту инструменты. Пьём чай с чагой и чабрецом, оставляем машины на поселье и пересаживаемся на гусеничный вездеход, в народе именуемый «танкеткой».
Поездка по тайге на ГТС – это аттракцион, не хуже американских горок. За зиму ветры и снегопады завалили дорогу буреломом, но таёжный танк, сметая со своего пути все преграды, в том числе упавшие стволы диаметром до 20 см, карабкается по таким кручам, что начинаешь гордиться старой, советской техникой.
Танковый поход занимает около трёх часов, и вот мы на зимовье. Нас встречает опытный трапер-соболятник Виктор. Ему 62 года, но он полон сил и энергии, на вид больше 50 не дашь.
Зимой Виктор промышляет соболя, летом занимается сбором лекарственных трав и вообще выживает, как может, а весной и осенью сопровождает иностранных и отечественных охотников.

ВНЕ ПОЛИТИКИ

 «Что там на Украине?» – вопрос скорее риторический, Виктор регулярно слушает радио, ему не очень нравится всё, что происходит последние 23 года в политике, и он хочет поделиться мнением с моими друзьями: Вадимом и Юрой. Но мои друзья в материальном плане сумели добиться большего, чем охотник на соболей, поэтому их в современном мире всё устраивает, и в их ответах сквозит добродушная ирония. Виктор быстро это усекает и обиженно замолкает. Но после, когда разгорается разговор об охоте, он не выдерживает и авторитетно включается в дискуссию. На этот раз в ответах Вадика и Юры никакой иронии нет, они слушают Виктора, открыв рот, как новобранцы бравого сержанта. За 40 лет жизни в тайге Виктору пришлось пережить столько приключений, что хватило бы на десяток полноценных охотничьих биографий.
Вечером выходим на экскурсию по окрестностям вокруг зимовья. В конце апреля начинается сезон весенней миграции копытных животных с Горного Алтая (Россия) через перевал Каменушка в Казахстан. Осенью копытные вернутся обратно, а летом разойдутся по белкам Убинского и Ивановского хребтов, а часть перейдёт через автомобильную трассу, чтобы испить мутной воды Иртыша, побывать в Нарыме и Курчуме и, возможно, даже добраться до бирюзового блюда Маркаколя.
Вечные странники! И чего им дома не сидится?! Ведь большая часть из них падёт под пулями, попадётся в петли или будет задавлена собаками. Дальние миграции сопряжены с повышенными рисками. Где тут взвешенная мудрость борьбы за выживание? Но, наверное, какая-то мудрость всё же есть, если так решил тот парень, что придумывал все эти биологические законы.

УТРОМ НА ОХОТУ!

Горная охота в Казахстане своеобразна. Южные склоны уже полностью свободны от снега. А на северных лежат грязноватые проплешины, густо истоптанные следами копытных: лось, марал, косуля. Рядом с зимовьем токовище глухарей.
Мы поднимаемся километров пять вверх по ущелью. Над порослью пихты возвышаются кедры, как великаны среди армии лилипутов. Переходить снежные заносы нелегко, наст вроде держит, но вдруг проваливаешься по пояс и барахтаешься в снежной каше, как в болоте, пока не выберешься на твёрдый берег.
Мне казалось, что найти медведя – непростая задача, нужно много дней ходить по тайге, пока, наконец, не выпадет такое счастье. Но буквально на третьем часу похода Евгений буднично показывает на противоположный склон: «Вон блондин».

ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ

Мы рассматриваем в бинокль бледно-палевого мишку, разворачивающего нору бурундука на поляне между кедрами. Видимо, он нашёл серьёзный клад, раз так увлечённо роет – ради горстки орехов производит настоящие земляные работы. Медведь взрослый, но не очень большой. Главный охотник у нас Вадим, он должен принять решение: стрелять или не стрелять. Он столько мечтал об охоте на медведя, так готовился, что закончить охоту через три часа после её начала никак не согласен.
Требуется хоть немного романтики. Романтику мы испытали в полном объёме на следующий день. Поднявшись по ущелью в верхней границе снеговой линии, мы заметили чёрного медведя. Наблюдали за ним часа три:
за это время он несколько раз выходил и заходил в густые кедровники, собирал на поляне корешки, забирался на скалу, потом снова спускался на луг, возвращался к лесу. Ветер и особенности рельефа не позволяли подойти на верный выстрел, поэтому нам оставалось только ждать, когда мишка сам двинется в нашу сторону.
Пока ребята дозорили, я с фотоаппаратом решил прогуляться до гребня хребта. Ближе к вершине плотно лежал снег, и я, выискивая твёрдые участки, карабкался наверх. Вдруг в лесу метрах в ста слева от меня раздался треск – кто-то рысью уходил от меня в сторону перевала. Вскоре по следам я разобрался, что медведь шёл по склону, наткнулся на меня и чесанул вверх. Следы были такие большие, что, думаю, если бы довелось столкнуться с таким медведем нос к носу, то по следам было бы легко отыскать не только его, но и меня. Шутка. В общем, я благоразумно решил вернуться.
В это время ребята на лагере медведя потеряли. Следили, следили, и вдруг он как сквозь землю провалился.

СКАЗКИ НА НОЧЬ

Вечереет. Решили ночевать потаёжному. Меня ночёвками на охоте не удивишь, но я как-то привык брать с собой спальник и палатку. А по-таёжному – значит под кедром, у костерка. У костра, конечно, разговоры про медведей. Евгений за 20 лет охоты на медведей столько навидался, что рассказов о захватывающих и тяжёлых охотах на медведей хватило на полночи. Сидим у костра – набираемся мотивации. Один Виктор спит. Положил под голову чурбачок и отдыхает человек. Я пытался заснуть, но той стороне, что ближе к кострищу жарко, а противоположной холодно. Нет в жизни счастья!
Чуть свет выходим на маршрут. Даже чай не пили. Проходим километр, и вот он, наш вчерашний знакомец, аппетитно завтракает, а на нас ноль внимания, обидно даже. Померили дистанцию 380 метров.
Для Вадимовского Blaser 300 Win Mag расстояние пустячное. Романтики за ночь Вадим хлебнул уже достаточно, поэтому от выстрела отказываться не стал. Он подождал, пока зверь повернётся боком, аккуратно прицелился и бах. Зверь подпрыгнул, сделал несколько судорожных скачков и покатился по склону.

ОХОТА УДАЛАСЬ

Охота состоялась и удалась. Шкура, лапы и желчь медведя достались Вадиму, как трофей, а мясо сотрудники хозяйства использовали для питания персонала. Вадим выложил фото трофея в Фейсбуке и многие пользователи написали ему гневные письма о том, что охотиться некрасиво для людей и вредно для природы. Бедный охотник расстроился и удалил фото со своей странички.
А я попросил высказаться по поводу охотничьего туризма Евгения – директора охотничьего хозяйства.
– Наше охотничье хозяйство стоит исключительно на таких людях, как Вадим, – говорит Евгений. – То есть на охотниках, признающих правила честной охоты и готовых платить за своё увлечение. Он заплатил столько, что я теперь могу соли купить, ГСМ и егерям зарплату выдать. Дело в том, что господа «тёмно-зелёные» могут хорошо говорить, ругать охотников, но платить ни за охрану животных, ни за их прикормку они не могут и не хотят. Так же как и государство.
И вообще никто кроме охотников не даёт охотничьему хозяйству ни копейки. Вот такая арифметика! Посмотрите, сколько у нас «мёртвых» угодий. Там охота запрещена, но даже если бы она была разрешена, она была бы там невозможна, потому что никаких животных там нет. Нет животных, нет охоты – всё прекрасно, никто не возмущается, «зелёные» спокойны. А там, где находится дурак, который вкладывает силы, время, деньги в развитие охотничьего хозяйства, в биотехнию, охрану, там животные появляются. И вот тогда приходят те, кто палец о палец не ударил ради воспроизводства животного мира и говорят: «Ах, опять эта охота! Это некультурно. Нужно ограничить или вообще запретить это ужасное занятие». В этом году, например, государственная экологическая экспертиза без всяких объяснений урезала квоту по области на медведя почти на 40 процентов. Но ведь это значит, на 40 процентов сократила бюджет охотничьего хозяйства как кластера экономики! Я считаю, что квоты должны зависеть от численности дичи в конкретных угодьях, а не от волевых решений каких-то чиновников!

Фото автора и Александра КЛИМЕНКО