От Риддера до центральной усадьбы хозяйства мы добрались без приключений, дорога заняла около полутора часов. В живописном лесу на берегу ручья притаилась стайка рубленых избушек, которые местные жители по старинке называют посельем, а туристы экологической деревней. Здесь Евгений держит пчёл и между охотничьими сезонами принимает экологических туристов. На самом деле такая комбинация туристической, фермерской и охотхозяйственной деятельности – это, пожалуй, единственный способ для наших глубоко убыточных охотничьих хозяйств свести концы с концами. Сжатый график экспедиции не позволил мне отдохнуть на поселье, и мы, попив травяного чая со свежайшим мёдом, немедленно отправились в путь. На горное плато можно добраться только на вездеходе по старой дороге, проложенной геологами полвека назад. Когда-то всё необходимое для длительного похода я легко укладывал в столитровый рюкзак, а сейчас снаряжение едва поместилось в кузов среднего артиллерийского тягача. Военная машина, тяжело рыча, поднимается по крутому склону, на особенно крутых участках я невольно хватаюсь за ручки, и вдруг на одном из опасных поворотов ломается трак. Я был уверен, что это катастрофа, что ремонт такой сложности можно сделать только в специальных мастерских, но, к моему удивлению, Евгений с ребятами сломавшийся сегмент гусеницы заменили минут за двадцать! Старая геологическая колея выводит почти под перевал, в широкую, густо поросшую хвойным лесом долину и там заканчивается – дальше придётся идти пешком. Но до плато осталось уже недалеко. Мы договариваемся с Евгением о сеансах связи и прощаемся. Если ничего не случится, он заберёт меня через две недели.
Промежуточный лагерь устанавливаю у родника под седловиной и отправляюсь на разведку.
С гребня открылся величественный вид на долину реки Бома. Похоже, с времён впервые описавшего эти места обершихтмейстера Лаврентия Феденёва здесь мало что измелилось. В 1789 году казачий сын Феденёв, прошедший предварительную горную подготовку Воскресенско-Колывановских заводов, провёл здесь рекогносцировку местности. В те времена в горах обитали «каменщики» – так называли находящихся на нелегальном положении беглых крестьян и староверов, бежавших сюда от никонианской церковной реформы и заводской повинности.

Тогда же сложился миф о сказочной стране Беловодье, где скрываются святые отцы старой веры, где реки полны рыбы, леса зверя, а недра золота. Тысячи крестьян бежали сюда из-за Большого камня и основали вольный таёжный народ, живший по своим суровым законам. Когда во времена Екатерины Великой край начал интенсивно осваиваться, между «каменщиками» и властями возросло напряжение: несколько раз разведывательная экспедиция Феденёва подвергалась реальной опасности. Вернувшись из похода, Феденёв написал подробный отчёт о своём путешествии, который был передан в кабинет Его императорского Величества. Казачий сын Лаврушка Феденёв за это был произведён в первое офицерское звание, а Екатерина высочайшим указом обьявила «каменщикам» амнистию, уравняв их в правах с малыми народами. Согласно этому указу они были освобождены от крепостной зависимости и уравнивались в правах с малыми народами, то есть были обязаны платить в казну ясак – десятую часть от пойманной пушнины и добытого старательским путём золота. Амнистия легализовала «каменщиков», и они из «дикокаменных» гор стали спускаться в цивилизацию, создавая сёла, хутора и пасеки. Указ мудрой царицы способствовал освоению края. Потомки «каменщиков» и образовали тот приспособленный к жизни в тайге промысловый люд, который до сих пор занимается здесь промыслом, геологоразведкой и лесозаготовками. В XIX и первой половине XX века на склонах Ивановского, Линейского и Тигирекского хребтов велась старательская добыча золота. В самых, казалось бы, глухих местах можно найти старые штольни и зимовья золотоискателей былых времён. Добывая золото самыми примитивными методами, старатели не могли существенно изменить экосистемы, и сейчас этот край такой же дикий и безлюдный, как и двести лет назад. От влияния нашей беспокойной цивилизации край спасёт труднодоступность и высокий уровень снежного покрова. Интенсивные лесозаготовки на этих крутых склонах вести невыгодно, а заниматься отгонным животноводством невозможно. Поэтому здесь, как и во времена «каменщиков», царствуют громадные медведи, маралы и лоси. Браконьерство в силу труднодоступности здесь так же затруднено – на простом транспорте сюда не проедешь, а на тяжёлой вездеходной технике незаметно пробраться в угодья невозможно. Также положительное влияние на флору и фауну оказывает соседство Западно-Алтайского заповедника. В задачи моей экспедиции входило обследование плато между Тигирекским и Ивановским хребтами, по возможности съёмка копытных: маралов, косуль и лосей, а также медведей. К тому же, я давно мечтал поохотиться на рябчика и тундряную куропатку. Для нас южан эти виды считаются экзотическими и очень ценятся как охотничьи трофеи. Поскольку основной задачей экспедиции была съёмка телевизионной передачи, весь график был подчинён в первую очередь этой цели. Передача у нас выходит «выживальческая»: по условиям проекта первые десять суток я должен был «выживать» как собиратель, питаясь только растительными дарами тайги. В конце августа кедровый орех ещё не вполне созрел, хотя при желании можно было грызть и молочные орешки, зато было полно черники, чёрной и красной смородины и малины.

Вторая часть проекта заключалась в том, чтобы десять суток выживать за счёт рыбалки и охоты. С этой целью я заранее выписал путёвки на рябчика и тундряную куропатку. Второй промежуточный лагерь я установил километрах в пяти от первого на берегу небольшого озера. Разделив снаряжение и аппаратуру на три равные части, я целый день перетаскивал их к новому месту. Широкое ложе реки было сплошь покрыто густым лесом, отдельные языки кедрача тянулись к самому перевалу, а с высоты 1900 метров начинался пояс горных тундр. Внизу подлесок и русла ручьёв заросли высокой травой и кустарником. Утром идти по мокрым от утренней росы зарослям было тяжело, но по мере подъёма на плато лес становился реже, а травяной покров ниже. Местами путь преграждали отдельные массивы карликовой берёзы – ерники. Пробираться свозь переплетённые ветви можно было только по медвежьим тропам. Зато здесь водились тундряные куропатки, это я взял на заметку. Когда начнётся мой «охотничий» этап выживания, я сюда ещё вернусь за куропатками. А пока мне нужно думать о растительных дарах тайги. Черники в гольцовой зоне было очень много. До того как созреют кедровые орехи, черника будет основной пищей медведей. Думаю, что мне медвежий опыт стоит учесть. Берег озера был просто изрезан медвежьими тропами. Свежепримятая трава, чёрный (черничный) помёт, всё говорило о том, что Хозяин обходит свои владения каждый день. Вскоре я нашёл его лежанку – под кедром он соорудил себе удобный диван: наломал веток, а в середину нагрёб хвойной трухи. Если честно, меня это соседство не очень обрадовало. В Западном Алтае медведи редко нападают на людей, но это ещё не повод, чтобы стать первым оператором, съеденным в этих местах медведями. Для того чтобы не жечь костёр и не пугать животных, я специально тащил с собой газовые балончики, но на этот раз, учитывая размер следов медведя, я решил не рисковать и разжечь костёр. Обычно это вполне достаточное средство, чтобы отпугнуть незваных гостей. Набрать чёрной смородины, черники и малины на свой вегетарианский завтрак труда не составило: всё это в изобилии росло прямо рядом с палаткой. Потраченная на подьём энергия требовала компенсации не только углеводами, но и белками. Кедровые орехи – это почти чистый белок, но проблема была в том, что они ещё не до конца вызрели. Забравшись на ближайший кедр, я с ног до головы перепачкался смолой, но полный пакет шишек всё же набрал. Если бросить шишку в костёр, смола на ней обгорает и заодно подсушиваются орешки. Тут важно не переборщить, если продержать шишку в огне чуть больше, чем нужно, орехи подгорают. Несколько шишек поджарились идеально, но в основном приходилось пережёвывать молочную мякоть, выплёвывая скорлупу. Процесс получился долгий, но голод утолить было можно. Если уж довелось побывать на Алтае, то грех не попробовать чай из маральего корня (левзея сафлоровидная) и золотого корня (родиола розовая). Тут тоже важно соблюдать меру – чрезмерная доза салидразида, так называется содержащийся в золотом корне алкалоид, может вызвать тахикардию и нарушение сердечного ритма.

Маралий корень рос среди зарослей чемерицы. Экстрактом из корней этого ядовитого растения древние охотники натирали наконечники своих стрел и копий. Попавший в кровь яд парализовал нервную систему жертвы, но если принять небольшое количество настоя чемерицы внутрь, она из яда превращается в лекарство. Конечно, неопытному человеку не стоит экспериментировать с таким опасным растением. То же самое можно сказать и о борце, или аконите, фиолетовые цветы которого иногда окрашивают в яркие цвета целые поляны. Известно, что этим растением был отравлен Сократ. Умирая, он описывал действие яда своим ученикам. Были случаи, что ревнивые жёны алтайских охотников своим неверным мужьям стирали бельё с корнями аконита. Яд пропитывал ткань, а когда человек потел, через кожу впитывался в кровь и парализовал гладкую мускулатуру жертвы. В первый день я обошёлся орехами, а на следующий решил разнообразить свой рацион королевскими опятами. С этими опятами произошёл небольшой конфуз. Отправившись за грибами вниз по склону, я наткнулся на такую их гигантскую колонию, что не удержался и от жадности набрал целый мешок! Я не собирался десять суток питаться одними грибами, но на всякий случай решил обеспечить себе запас белковой пищи. Наверное, нужно было сварить их, а я решил высушить, разложил их на поляне и на следующий день в них завелись черви. Десять дней пролетели довольно быстро. Я сбросил несколько килограммов, но это был явно лишний вес. На десятые сутки вегетарианской диеты я ощутил явный белковый голод. Для меня оказалось недостаточно растительного белка, содержащегося в орехах и грибах. Многие вегетарианцы десятилетиями обходятся растительным белком, но я почувствовал некоторую вялость. Это было неприятное чувство, особенно когда нужно таскать вверх и вниз снаряжение и аппаратуру. После того как я разжёг костёр, мой сосед медведь без боя уступил мне свои любимые черничники вокруг озера и ушёл в соседнее ущелье. Честно говоря, я не очень расстроился этому обстоятельству. Я его видел несколько раз в подзорную трубу: медведь был очень упитан и, видимо, поэтому настроен на пацифистский лад. Когда я прошлый раз был в этих местах весной, медведи были активны весь день, и иногда мне доводилось подходить к ним до пяти раз на день. А осенью их суточная активность изменилась. Звери были сыты и выходили на кормёжку только на закате, а уже к 6 утра прятались в густом лесу. В это время условия освещения были, как правило, плохими, и сделать хорошие снимки было трудно. Вблизи медведя удалось снять только один раз и то в сером муаре сумерек. И пару раз с расстояния 500–800 метров, но картинка тоже получилась сероватая.

С маралами была такая же ситуация: они выходили на открытые поляны практически в темноте. Я часто снимал маралов в высоких горах Тянь-Шаня и Саура, там они паслись на открытых склонах до 7–8 утра и на вечернюю кормёжку выходили уже после пяти-шести часов. Здесь звери не спешили выходить на открытые склоны, потому что, по-видимому, у них предостаточно корма в тайге. Животные – отличные математики, они умеют подводить баланс между дивидендами и рисками не хуже самого квалифицированного экономиста. Голод заставляет их идти на риск, но если этот риск чрезмерен или есть более безопасный способ получить тот же результат, будьте уверены, они выберут самый оптимальный вариант. И вот, наконец, наступило время рыболовно-охотничьего этапа нашего эксперимента, чему я несказанно обрадовался. В первом озере рыбы не оказалось, и я сменил место лагеря, перебравшись в соседнее ущелье. Там было несколько озёр, самое нижнее из которых оказалось рыбным. Из него вытекали две протоки, которые, сливаясь, образовывали реку Бому. По высокой воде хариус вполне мог подниматься по реке в озеро. Проблема заключалась в том, что на озере он почему-то на мушку не желал клевать, а поплавочной удочки у меня не было. Рыба в озере точно была, иногда она выпрыгивала из воды. Пришлось спускаться за рыбой вниз по реке. Нахлыстом на мушку я поймал несколько небольших хариусов. Не сказать, что это было рыболовное Эльдорадо, но на уху вполне хватило. Следующим этапом программы была охота на рябчика и на тундряную куропатку. На куропатку нужно было подниматься в гольцы, а на рябчика, наоборот, спускаться в зону леса. Удастся ли мне найти на белке куропаток или нет – это был большой вопрос, в том, что в тайге рябчиков было много, я убедился ещё по дороге. Буквально из-под гусениц вездехода вылетело около десятка выводков. На рябчика я пошёл налегке, взяв с собой только лёгкую камеру и небольшой штатив. С пяти до семи утра охота на рябчика может быть вполне результативной, а позже эта отлично камуфлированная птица прячется в гуще чащи, и заметить её очень трудно. Если вы спугнёте рябчика, он обычно далеко не улетает – перепорхнёт на соседнее дерево и постарается затаиться среди ветвей. Во всяком случае для меня не составило особого труда добыть себе на обед несколько жирных рябчиков. Я пожарил их на костре и сьел, как настоящий буржуй, жаль вот только ананасов не было. Меня ещё ждёт поход в гольцы Тигирецкого белка за тундряной куропаткой, но это само по себе настолько интересное приключение, что заслуживает отдельного рассказа. Итак, я отправляюсь в высокогорную тундру на поиски куропатки и обязательно расскажу о результатах этого похода в следующем выпуске журнала.

Фото автора