Это знак! Хотя ни в какие знаки, я не верю, но буду считать это поводом выполнить одно старое обещание. Мы знаем, что взаимопонимание между поколениями штука сложная!  Даже если ты общаешься сам с собой двадцатипятилетним.  За год наши тела меняют 90 процентов своего химического состава, значит  тот пацан, что писал эти дневники и давал какие-то обещания, чисто химически не имеет ко мне – шестидесятилетнему никакого отношения, и я не обязан выполнять его обещания.  

«Всё течёт, всё меняется», – сказал какой-то бородач из Эфеса. Ну о чём Пентиуму 40 говорить с CoreI 9? Или государству образца 1914 года  с государством 1917 года? Или 1937? А чувствуют ли себя некоторые страны в 2022 годы продолжением стран 199-го, или это качественно другой набор химических элементов? Помните, как в притче царя Соломона: «Всё пройдет! Пройдёт и это!».  А потом вдруг, когда престарелый царь и не ждал совсем, проступила  на его кольце  и третья надпись: «Ничто в этом мире не проходит бесследно».   

Нет никаких сомнений, что в том, что мы с Андрюхой тогда поехали в этот край географии, виноват товарищ Федосеев! Семь его романов я прочёл по нескольку раз, и мне пофиг, что говорят господа филологи по поводу литературных достоинства этого писателя.  Для моего поколения они оказались вполне достаточны, чтобы заразить суровой романтикой таёжных странствий огромное число молодых людей.  «Территория» Олега Куваева – это высокая литература. Но литература. Заметки Федосеева – это и не литература вовсе. Это полевой дневник, человека, прожившего интересную жизнь.  И я тоже мечтал стать не литератором, а прожить такую жизнь, чтобы в конце её можно было написать заметки. И даже приобрел для этих целей общую тетрадку в клеточку.  Стоит ли писать мемуары человеку, который не управлял государствами, не брал города, не устраивал переворотов, не открывал теорию относительности? Кто-то из великих сказал, что одну приличную книгу может написать любой человек, если он честно опишет, где он был и что видел в своей жизни.  Хотя вполне возможно, что ничего заслуживающего внимания  ему так и не довелось увидеть.  

Сейчас расшифровка своих записей  вызывает у меня с одной стороны снисходительную улыбку, а с другой острое чувство зависти к тому молодому человеку, который запросто мог собрать рюкзак и рвануть налегке на край света.   Тогда мы с Андрюхой дали обещания сами себе.  Андрей сказал, что мечтает  вернуться когда-нибудь  в эти  края с сыном, а я хотел описать наши приключения в книжке. Мечты должны сбываться. У кого-то они  сбываются, но не всегда.  Мой приятель Андрюха не смог выполнить свое обещание своему нерождённому сыну – через полгода после нашего путешествия его убили бандиты. Убили без особого повода, убили, потому что имели возможность  убить, потому что пришло их время, их сила, их власть. Так бывает.

А я не смог выполнить своего обещания самому себе, потому что у меня не хватило таланта чтобы стать профессиональным писателем, и не хватило времени, чтобы сделать это для своего удовольствия.   Сначала я накапливал жизненный опыт, потом зарабатывал деньги, потом решал текущие проблемы, а потом время ушло. 

Ну и вот теперь на пенсии я решил наверстать упущенное.  Если кто-то решит, что это графомания, я особенно возражать не буду. Честно говоря, я и сам так считаю. Поэтому буду считать, что пишу все это ради своего удовольствия.

Итак, на чём мы остановились? Я уже рассказал вам, как мы прилетели в посёлок на берегу Охотского моря, познакомились с охотником Сашкой и его верным санчо пансой Семёнычем, загрузили все свои рюкзаки в деревянную лодку и отравились вверх по реке на встречу приключениям.

Если вам нужно приключений, то их есть у меня (еврейская идиома «их есть у меня»).

Сашка, как и многие охотники, делал лодки своими руками, но он соединил вековой опыт традиции с преимуществами высшего образования. В журнале «Катера и яхты» он нашёл проект лодки английских моряков «Дори», скопировал таблицу плазовых ординат, немного уменьшил ширину днища до 95 см, а длину увеличил до 7 метров, и облегчил конструкцию, заменив обычные доски на тонкий лиственничный шпон, покрытый стеклотканью и эпоксидной смолой.  Кому-то этот хайтек покажется не очень революционным, но в те времена, в приохотской тайге такая лодка реально была гостьей из будущего.

Устойчивая, вместительная, легкая она поднимала больше тонны груза, и под 12 сильным моторов развивала до 4 км в час против течения, и в тоже время, если её можно запросто  вдвоём пронести по берегу.  Не прошло и двух суток, как Семёныч домчал нас до верхнего зимовья.

Долгожданные приключения не заставили себя ждать! Нашу базу, как обычно в те времена,  атаковали террористы! Не киношные, а самые, что ни есть реальные таёжные террористы, о наглости и коварстве которых вам расскажет любой промысловик.  Заложников они не взяли, но материальный ущерб нанесли приличный: разбили единственное окно в зимовье, разобрали крышу, вышибли дверь, сломали стол и нары, и сожрали всё, даже то, что до сих пор считалось несъедобным, например, ватные матрасы.

– Вот те нате – хрен в томате!  – обомлел Семеныч.

– Это что такое?!

– Это Чёрный! Вот халера лупастая! Вот же гад, надо было его еще весной пристрелить, когда он из берлоги вылез!

Семёныч не ожидал такого коварства – он был уверен, что  Чёрный будет соблюдать условия негласного пакта о ненападении.  Эта стратегия успешно действовала уже два года. Большой медведь не трогал зимовьё и, по-видимому, отпугивал всякую захожую шелупонь. За это Семёныч с Сашкой не предпринимали в отношении него никаких враждебных действий, хотя поначалу такие мысли были. Многолетний опыт подсказывал им, что если участок контролирует толерантный к человеку большой медведь, то это очень хорошо.   Случалось, он жрал бруснику на поляне, но к избушке не подходил ближе, чем на триста метров. Чёрный иногда замечал охотников, но ни разу не предпринял попыток атаковать.  Семёныч с Сашкой здраво рассудили, что если его пристрелить, чрез недельку, другую кормовой участок   займёт другой медведь, и ещё фиг его знает, какой у него будет характер! Такой нейтралитет устраивал обе стороны два года, вот:

– Сука, какой оказался! – не скрывал чувств  Семёныч, осматривая  следы вандализма.

– Может, это другой медведь? – спросил я.

– Чё я его не знаю, что ли? – хмыкнул Семёныч. – Во гляди, какая здоровая  лапа! Вот там на брусничнике вся поляна такими истоптана!

Глянув на громадный след, я пошутил:

– Это след Ursus spelaeus.

– Кого? – не понял Семёныч.

– Пещерного медведя!

 – Нету тут никаких пещер!

 Чувство юмора не входило в число многочисленных достоинств Семёныча, поэтому я не стал развивать тему.

– Да просто болтаю! Что будем делать?

– Первым делом чоблок на крыше надо поменять. Потом дверь и нары. Камин, слава богу, целый вроде. На доски придётся пихту по волокнам щепить.

Понятное дело, циркулярной пилы на зимовье не было, доски изготовлялись путём расщепления брёвен клиньями.

Камином охотники называли печки, сваренные из тонкого железа, которые мы называем «буржуйками».

– Эх! – сказал Андрюха, – завтра хотел порыбачить! Придётся пахать целый день.

– Да ну! – не согласился Семёныч. – Сегодня всё сделаем, завтра пойдём козла этого гасить.

– На козла пойдём?

– На какого козла?!

– Ты сказал, козла?

– Блин, да вы совсем меня запутали, сейчас пойдём крышу делать и нары.

– Как это сегодня? Темно уже? – удивились мы.

– Костры разожжем, – как ни в чем не бывало ответил Семёныч.

Это был первый цивилизационный конфликт в нашем путешествии. Мы, горожане, удачно добравшись до зимовья, гордые своим подвигом, предвкушали  вкусный ужин с вискариком, и перспектива всю ночь чинить крышу  при свете костров  нам показалась странной!

– Нет, Семёныч, ну мы всё понимаем, но….

– Хорошо, что понимаете! – недослушал дед. – Надо же делать!  Кто за нас сделает? Тут вам домработницы нету.

– Семёныч, базаров нет! – сказал дядя Вова и повернулся к нам: – Пацаны, надо поработать. Тут так принято.

Всю ночь мы жгли костры, рубили и таскали брёвна, Семёныч их колол по волокнам клиньями, и к утру наш отель был готов к проживанию незадачливых туристов.

Под утро мы, наконец, выпили по паре стопок  и замертво рухнули на свежепостроенные нары.

Утром зимовьё наполнилось вкусным запахом пихтовых дров и чего-то жаренного. Дед хлопотал у камина:

–  Подъём, господа-товарищи! Кушать подано, пойдёмте жрать пожалуйста.  

– Значит так! – после завтрака он решительно взял управление нашим небольшим коллективом в свои руки.

– Андрюха, ты хотел рыбачить, вот иди  и рыбачь на косе. Но не отходи один никуда! Понял?

– Понял!

– А мы тут пока прикинем хрен к носу.     

 – А это не опасно?

– Что опасно?

– Лапка-то не маленькая, – сказал дядя Вова, – а ну как приласкает такой? 

– Ну бывает. А если ты так боишься, зачем ты сюда приехал? Надо было на балконе сидеть.

– Ты, дед, не знаешь, кто на балконе сидел, а кто где! Я ничего не боюсь в этой жизни. Ну то ли   ради правильного дела погибнуть, то ли чтобы тебя какая-то хрень сожрала!

Никто из нас не захотел показаться трусом, и   мы согласились встать под знамена Семёныча. Он принял волевое решение не вести с террористом никаких переговоров, а уничтожить его, пока он не уничтожил нас. 

– Ну, вообще, это по понятиям! – даже дядя Володя согласился. – Достал нож, бей! Не фиг сопли жевать!

 Нужно было понять, какие причины толкнули Чёрного нарушит договор о ненападении: изучить следы и понять алгоритмы его суточных перемещений. А потом уже выработать стратегию и тактику охоты.   

Беглый осмотр брусничной поляны принёс нашей следственной группе неожиданные сведения: появились следы ещё одного крупного медведя. Такого же как Чёрный, а может быть даже больше!    

– Ты же говорил, это его следы на зимовье! – попытался наехать дядя Вова.

– Ну его не его, я тебе чо баба Ванга? Большие следы. И у того такие же. Может даже больше. Я не думал. Хотя всяко бывает.

– И что будем  делать?

– Короче, ну вас нафиг. Сидите здесь, я сам пойду потроплю потихоньку. Вы топчитесь, как стадо бизонов. Пойдём тропить.

– Не, так не пойдёт! – запротестовал дядя Вова, – мы если взялись, то заднюю не даём.

– Короче, не спорьте, ради бога. Я просто посмотрю.  

– Семёныч! Ну пожалуйста, возьми меня! – взмолился я. – Я охотился много, я тихо хожу. Буду сзади идти – точно не буду шуметь!

– Ну смотри, малой!

Семёныч пошёл вперёд, ступая мягко на пятку и постепенно перенося вес тела на носок. Я в грязь лицом тоже не ударил, сказался многолетний опыт охоты с подхода на кабанов.

Из  зарослей чернотала донесся крик сороки. Семёныч прислушался:

– Слыхал?

– Ага!

На  глинистом участке возле ручья Семёныч кивнул  на следы лисицы и горностая. 

– Уже натоптали. Рядом тут!

– Подкормка что ли?  

– Посмотрим, чья это подкормка! Приготовься.

 – Ага!

Я взвёл курки на дробовике, заряженном двумя пулями, а Семёныч снял предохранитель с Лося.

 Мы направились на крик сороки,  в сторону зарослей чернотала. Свеженатоптанная тропа со следами мелких хищников проступила отчетливее.

– Чуешь? – едва слышно спросил Семёныч. 

Я и  сам  уловил трупный запах. Раздвигая стволами ветви, мы медленно двигались вперёд.  

– Вон он! – Семёныч указал стволом на кучу тальниковых веток. Я, хотя и был готов, всё равно вздрогнул и рефлекторно вскинул в ту сторону стволы.

– Где он?  Не вижу!

– Тише, блин! – зашипел дед.

– Вон куча веток видишь?

– Да!

– Ну, вот это и есть он.

 Действительно запах исходил из этой кучи.

Мы медленно, держа пальцы на спусковых крючках, приблизились. Семёныч толкнул носком сапога   ветки. Под ними показалась бурая шерсть.  

–  Чёрный… Бедолага… – сказал Семёныч.

– Его другой медведь убил? – догадался я.

– Ну а кто ещё? Кинг Конги здесь не водятся!

–- И что будем делать?

– Ждать будем!

 23 октября 2023 г.