Да, билеты тогда стоили недорого, но выяснилось, что их нужно было покупать дней за десять до вылета, и то не факт, что улетишь. Но в те времена люди особо никуда не спешили.

Мы заселились в гостиницу и  потратили  три дня на изучение  достопримечательностей. Видели  пищаль  Ерофея Палыча в краевом музее, забирались на утёс «Ласточкино гнездо», на котором белые расстреляли  каких-то венгерских коммунистов, поглазели на  часовню памяти жертв политических репрессий, попарились в  Царской бане, пообедали  в знаменитом ресторане, где застрелили вора в законе Штыря. Хотя это произошло уже больше месяца назад, дырки в стене от автоматной очереди не заделывали – они добавляли ресторану колорита и привлекали первосортных клиентов.  

Да что там – мы  чуть было не встретились с самим Ельциным!  Он прилетел в Хабаровск в тот же день, что и мы!  И хотя нас не пустили посмотреть на него вживую, мы имели счастливую возможность прочитать об этом в газете «Вечерний Хабаровск». Статья, среди обычного перечисления многочисленных достижений  свободы и демократии, была украшена высокохудожественной фотографией, изображающей исторический момент угощения Бориса Николаевича караваем со стопочкой! Румяные девушки во главе с увешанным орденами генералом  казачьего войска, известным  правозащитником, писателем  и положенцем города Хабаровска по кличке Тузик. Думается, народные массы города пришли поглазеть больше на этого мега-популярного регионального общественного деятеля, чем на плохо понимающего, что происходит, президента.  

Головокружительную карьеру генерал начал в 16 лет, сев на три года за грабеж, а вскоре после освобождения продолжил образование, получив 16 лет за изнасилование, и в начале 90-х он был уже вполне сложившимся политическим деятелем.  

Великих исторических личностей мы видели только на газетных фото – не наш уровень, а вот смотрящего за местным аэропортом дядю Вову, нам довелось узнать, что называется, не понаслышке.  Мужик он оказался, на удивление, незлобный, компанейский, любитель выпить и закусить. Предпочитал не нагонять на клиентов страху, а завязывать с ними дружеские отношения. С дядей Вовой мы сошли на базе общей страсти к рыбалке! Он рассказал, что знает человека, который ловил тайменя на 70 кг, и от своего рассказа сам так воодушевился, что  тут же предложил нам отправиться на поиски этого самого тайменя.  Мы, естественно, не отказались.

 Дядя Вова, отсидев 21 год, так и не заработал ни денег, ни особого авторитета, но за солидный  трудовой стаж и хорошую характеристику, в которой за долгие годы не было особого «блудняка», кроме простительной склонности к злоупотреблению алкоголем, дядя Вова получил от короля все Дальнего Востока и прочая, и прочая, по кличке  Джим   эту скромную должность. В его обязанности входило контролировать комерсов, вывозящих с «северов» икру.  Поначалу братва пыталась обложить данью браконьеров в посёлках вдоль побережья, но это оказалась не очень удачная идея.  Эвенки ходили с карабинами, стреляли белку в глаз, и характер имели скверный, нордический – гораздо проще было регулировать товарно-денежные отношения, взимая   акцизный налог с комерсов. Дядя Вова и дежурный милиционер по-домашнему, в тапочках, сидели в одном помещении, олицетворяя собой две ветви власти, которые конструктивно сотрудничали, дополняя другу друга.

На третий день дяде Вове-таки удалось  напроситься на вертолётный борт к районному прокурору,  перевозившему  домашние вещи.  Полёт длился пять часов. Для начала мы хорошенько выпили и закусили порезанной на цинковом ящике колбасой. Потом дядя Вова с коллегой долго обсуждали свои профессиональные новости, в которых мы с Андюхой плохо разбирались, так как не знали ни имён, ни кличек персонажей: кого-то там застрелили,  кого-то короновали , но, к нашему счастью,  после пятой разговор переключился на рыбалку. Тут-то  мы оживились.   Прокурор тоже оказался заядлым рыбаком! Время от времени я не забывал выглядывать в иллюминатор.

– Это,  что море?

– Нет, это озеро Эворон.

– Какое огромное! Как море!

До самого горизонта тайга без конца и без края! Озёра, реки. Редко, редко где-то заметишь просёлочную дорогу. Кое-где по таёжной реке мелькнет одинокая лодка. 

– А! Вот оказывается  море!

– Не! Это озеро Чукагирское.

– Нифигасе озеро – берегов не видно!

Когда вертолёт зашёл на посадочный круг над заливом, от красоты пейзажа у меня перехватило дух: посёлок охотников и рыбаков приютился на кромке зелёного моря тайги причудливо огибавшего бирюзовую гладь океана.  Я вглядывался в иллюминатор, надеясь увидеть серых китов, но разглядел только десяток фелюг на рейде и ряд деревянных байд вдоль песчаной косы.

Село по северным меркам довольно большое: несколько сотен   домов, среди них лишь одно двухэтажное здание – деревянный аэропорт с красным транспортном: «Мир, труд, май!»   Сейчас за такие слова могли бы и привлечь.  

Сашка с сыном встретили нас у трапа на мотоцикле «Урал». Мы загрузили в люльку рюкзаки, а сами пошли пешком, по пути любуясь суровым рыбацким колоритом.  С первых же шагов впечатлений добавил десяток северных оленей за покосившимся забором.

На берегу сидел на скамеечке бородатый дед и время от времени размашистыми движениями вытягивал на блоке  сетку. Мы невольно залюбовались.  Каждый раз попадалась одна или две полосатых кеты. Самцов дед выкидывал обратно в   воду, а самок порол кривым ножом, складывая икру в ведро, а тушки в деревянный ящик.  Дед бросил на нас косой взгляд из под косматых бровей.  

– Пойдёмте! – потянул меня за рукав  Сашка. – Тут так глазеть не принято.

Позже он рассказал про этого деда занятную историю. Как-то по зимнику приехал коммерс с какой-то дамой менять икру на спирт. Ну и решил отпраздновать свой приезд вечеринкой, угощая потенциальных партнёров тем самым спиртом. Всё было хорошо и весело до тех пор, пока подвыпивший дед Никита не стал приглашать даму  коммерса в баню. По мнению Сашки, если бы коммивояжёр изъяснялся с дедом  в рамках формальной вежливости, тот бы понял и отстал, но он   употребил табуированную  в определённых кругах лексику. И еще  предложил деду «выйти». Ну вышли… На улице бушевала вьюга.  Обратно дед вернулся один. Все были в таком состоянии, что искать  коммерса начали только на следующий день. Нашли весной, когда растаяли двухметровые сугробы. Из райцентра прилетели менты, забрали деда, но через пару недель отпустили – на теле покойного не было колотых или резанных ран, значит он просто замёрз. Дед потом целый год отправлял в райцентр икру.

 – Весёлый дедушка! – подумал я. – Ручищи, как клешни краба. 

Первым делом мы, конечно, закусили икрой из банного тазика, а потом Сашкин сын Вовка повёз нас на мотоцикле за косу смотреть американские жиротопки. Это такие огромные чугунные котлы, в которых  топили жир китов и полярных дельфинов – белух.  Американская концессия существовала здесь до конца тридцатых годов. Ещё сохранились лиственничные останки бараков, в которых жили китобои.

–  С тех пор в селе много кучерявых и темнёньких, – пошутил Сашка.

В селе оказалось довольно много чрезвычайно колоритных личностей.

   Взять того же Сашку. Он служил военным лётчиком, и после неприятного инцидента  с его женой и замполитом  вынужден был в спешном порядке прыгнуть на снегоход, закинуть в нарты две бочки бензина и прокатиться 800 километров по безлюдной  тайге. В промхозе он сказал, что хочет быть охотником!

– А Богом ты не хочешь быть? – ответил ему охотовед. В те времена профессия   промысловика была высокооплачиваемой и престижной. Хороший охотник ловил за сезон более ста соболей, а цена шкурки, в зависимости от цвета, колебалась от ста рублей до трёхсот. Это потом  Бриджит  Бардо  захейтила  Софи Лорен за её любовь к  мехам, и понеслось. Не прошло и десяти лет, как профессия промысловика превратилась в реликтовую. Во время описываемых событий, как раз происходило резкое падение цен на меха. Это совпало с крушением Советского Союза. Таёжные жители разделились на два лагеря: одни считали, что соболь подешевел  из-за крушения Союза, а другие, напротив, считали, что Союз накрылся  из-за падения цен на соболиные шкурки.

Сашка занимался биатлоном,  увлекался любительской охотой, разбирался в снегоходах, но все его познания в  промысловой охоте  ограничивались чтением журнала «Охота и охотничье хозяйство».  На ребят из промхоза произвело впечатление, что он сумел в одиночку преодолеть таежных  800 км,  и они всё же дали ему участок. Как потом выяснилось,  самый «беспонтовый» участок. Сашка прожил зиму в палатке, поймал трёх соболей и настрелял полторы тысячи рябчиков. Когда он их  принёс в промхоз, его подняли на смех:

– Ну что, городской, поедешь назад к балконной жизни?

– Нет! – твёрдо ответил Сашка. – Я поначалу неправильно капканы ставил, а когда разбирался, ход соболя уже закончился. На следующей год всё норм будет!

– Блин! А он парень упорный!  —сказал директор. – Давайте, дадим ему нормальный участок.

На следующий год Сашка, действительно, поймал уже сто соболей. А поскольку он не пил, это качество оказалось громадным конкурентным преимуществом в посёлке. Через год он уже стал заместителем директора рыбзавода. Женился на местной и стал полноправным «счастливым человеком».

Сашка был занят, и в качестве проводника, гида и наставника отправил с нами на зимовьё Семёныча. Мы загрузили в семиметровую пирогу рюкзаки, спальниками, провизию, удочки и двадцатилитровую канистру  с талгарским  спиртом и отправились в путь вверх по реке.  К нашему удивлению 12 сильный «Ветерок»   преодолевал пороги. С трудом, медленно, но лодка двигалась вперёд, хотя иногда её приходилось толкать и тащить на бечеве.   

Если Сашка был условно «счастливым человеком», то Семёныч абсолютно! Своего участка у него не было. И вообще ничего не было. Он жил по коммунистическому принципу: «Каждому по   потребностям, от каждого по способностям».  Потребности у него были не большие: курево, крупы, сахар, и в качестве бонуса кружка спирта. Мяса, рыбы и ягод было сколько хочешь.

Василий Семёнович был человеком, что называется с биографией. Сорок лет тому назад он жил в большом городе и работал таксистом. Однажды ночью к нему подсели трое и попросили отвезти за город. Неожиданно на шею ему накинули верёвку и стали душить. Семёныч нащупал отвёртку,  махнул, не глядя, и попал душителю в глаз. А потом второму, который сидел рядом, ударил в шею. Один умер, второй отделался ранением, а третий убежал.  Семёнычу на убийство дали 8 лет. Вот такой был самый гуманный суд в мире. Бессмысленный и беспощадный в своей гуманности.

«С Дону выдачи нет», – говорили когда-то.  Беглым крепостным всегда можно было найти там приют и кусок хлеба.  Север тоже стал пристанищем для людей, которые не нашли себя на материке. Необычные судьбы и яркие характеры – персонажи  Джека Лондона и Брета Гарта.

Сейчас, к сожалению, эти пропитанные суровой романтикой места  в абсолютном запустении. Если процесс депопуляции  продолжался бы  такими же темпами, то скоро север, на радость Грете Тюмберг снова  стал бы свободным от людей царством диких  животных, но этого не случится, потому что депопуляция в этом мире, она такая депопуляция. У кого-то депопуляция, а у кого-то совсем  наоборот.  Свято место пусто не бывает. Найдётся немало желающих заселить эти места и «дать им ума».  Интересно было бы попасть туда лет через пятьдесят.

До Сашкиного зимовья наша пирога идёт часов 12. В одном месте реку перегородил завал. Пришлось разгружать её и перетаскивать по берегу.  Пока таскали баулы, солнце стало клониться к горизонту. Решили здесь и встать лагерем.  Мы с Андрюхой взяли спиннинги, а дядя Вова поплавочную удочку. Пока мы примерялись, он за пять минут наловил полведра хариусов. Мне стало завидно и я тоже примостился рядом с ним на нависающее над водой бревно.

Интересно поговорить со знающим человеком:

– Смотри, дядь Вов! А  исправительные учреждения правда исправляют человека?

– Правда! Исправляют. Только не в ту сторону. Я вот, например, не собирался такую жизнь прожить. Первый раз пацаном зелёным попал на год. У всё – пошло-поехало по накатанной. Там уже соскочить трудно.

– Слышь, дядь Вов, а что такое АУЕ?

– Да это малолетки придумали. Особенно в Комсомольске это у них пошло.   Пацанятам делать особо нечего, они качаются, тренируются, тусуются. Ну, которые постарше, деньги типа на общак собирают.  

– Типа на общак? А на самом деле не на общак?

– Не, ну почему… Сейчас Джем наладил вроде… Уделяют. Но не все…

– А если не уделяют, чё будет?

– Да ты думаешь, тут прямо такая 1С бухгалтерия? Вот случай был: лебедь одного  комерца развёл, типа на общее. А на того, пацаны другие наехали, а он им говорит,  типа я уделяю, ну всё такое… Ну дошло до  людей – дернули Лебедя в Комсомольск, а он говорит:

– Я лоха развел. Он кто такой? Он не общаковский.  Он лошара! А я право имею разводить его,  как хочу. А со своего уделил на общее. Все рОвно.

– Сказали: да! Базаров нет.  Всё по понятиям. Лоха не кинуть – себя обокрасть.

– Знаешь дядя Вов, я напишу такой фантастический рассказ: типа, прошло пятьдесят лет, на планете победила одна идеология – АУЕ. Через сто лет она превратилась в религию.  Люди поклоняются АУЕ, скажем, Всеблагому и Всемогущему Джему или твоему Лебедю. К почётному званию «Вора в законе» присуждают за выдающие заслуги в области науки и искусства.    Концентрация громадных денег сделала свое дело:  созданы высокие технологии,  развились социальные институты, уровень жизни шагнул вперед. Права человека, гуманизм, эмпатия, всё такое… Все уже забыли, с чего начиналось  на самом деле – главное деньги и власть собирались в руках одной группы людей.  Их дети окончили университеты.  Лучшие профессора преподают  историю АУЕ, композиторы оперы пишут про твоего Лебедя… Как?

– Зы! – хмыкнул дядя Вова. – Про Лебедя не напишут. Его по пьяне тёща с балкона выкинула с пятого этажа.

– Ну про другого. Про того, кто победит в этой каше.  

– Только так не будет.

– А как будет?

–   Да ХЗ! 

–  Да! Это точно! – вынужден был согласиться я. – Точно никто не может сказать, как будет, но скорее всего не так, как  мы ожидаем.

21 октября 2023 г.