Эдвард имел солидную коллекцию рогов косули, хороший дом в центре Европы, строительную фирму и все основания считать, что жизнь удалась. Но когда необходимые компоненты успешной жизни были достигнуты, он, вероятно, подумал, что воспоминания о земном воплощении будут ещё полнее, если украсить стену в гостиной рогами хорошего оленя.
Размер этих рогов должен красноречиво свидетельствовать не столько о его охотничьей удали, сколько об успехах строительного бизнеса в его стране, небольшой, но не уступающей прочим членам Евросоюза ни в чём, даже в размерах рогов на стене. Тянущие на золотую медаль рога оленя можно было без особых хлопот добыть в огороженном вольере в любой европейской стране, но их стоимость (от 10 000 до 22 000 евро) вызывала смешанное чувство разумной скупости и этического осуждения «стрельбы в загонах». Такую охоту он обозвал butchery – «мясная лавка».
Наверное, он не сам придумал эту фразу, а услышал её где-нибудь на выставке. Там её часто произносят продвигающие «дикую» охоту аутфиттеры.
Аутфиттер – это романтическая, но малооплачиваемая профессия в сфере рекламы охотничьих услуг. Она считается хорошим выбором для тех, у кого нет никакой профессии. Аутфиттер должен убедить клиента в том, что тому нужно то, что может предложить ему аутфиттер. Марк Цукерберг (создатель и владелец facebook. – Прим. авт.), предоставив охотникам возможность самим убеждать друг друга в чём угодно, подверг эту профессию риску постепенного вымирания.
Так вот, аутфиттеры говорят клиентам: «Зачем тебе платить такие деньги за скотобойню в загоне, когда в Казахстане можно добыть хороший трофей по фиксированной цене, без доплаты за каждый дополнительный килограмм. Заодно испытаешь настоящие приключения для реальных мужиков». Правда, такую риторику воспринимают примерно 15 процентов трофейных охотников, их называют «проперами» (proper с англ. – «правильный»), а для остальных значение имеет только размер трофея на стене, а всё остальное, как сейчас говорят, неревелентно – не имеет значения.
Чтобы доказать торговцам охотничьим снаряжением, что он является для них завидным покупателем, Эдвард приобрёл для экспедиции в Центральный Тянь-Шань карабин калибра 7 мм rem mag (remingtom magnum), стильные гетры, тирольскую шляпу и носки на плутониевой основе, а в остальном положился на своего друга Клауса – профессионального охотника с африканским опытом. Клаус уверял, что путешествовать придётся не только в пространстве, но и во времени. Из мира правовых отношений и вторично синтезированной природы они попадут в старые добрые времена, когда человек верил, что Господь берёт и Господь даёт, а двуногим нужно лишь не забывать благодарить создателя за халяву. В Европе охотпользователь давно уже взял на себя функции Господа Бога: «И сказал Охотпользователь: «Да будут кабаны, и стали кабаны. И сказал Охотпользователь, что это хорошо!». Численность животных в европейских вольерах – это, конечно, хорошо, но для пропера поохотиться в дикой природе всё же лучше. Пропером, в полном смысле этого нового слова, Эдварда трудно назвать, но всё же что-то из их философии он усвоил, поэтому и приехал в Казахстан.

Ну, за встречу!

В аэропорт Алматы они долетели без особых приключений, где мы встретили их тёплой сентябрьской ночью. Через пять часов мы уже подъезжали к базовому лагерю. Свои первые дивиденды от поездки Эдвард получил в виде потрясающего рассвета: утренние лучи окрасили долину реки и прибрежный березняк в тона поистине затерянного рая.
«Paradise», – искренне восхитился Эдвард.
Волнующий запах горно-хвойного леса проник в машину ещё на трассе. На въезде в деревню нас встречал старший егерь. Его запах ещё больше взволновал клиентов. Судя по состоянию белков глаз, он как раз начал входить в стадию астенического катарсиса. С помощью азбуки глухонемых и изобретённого по ходу дела русско-английского диалекта он принялся уговаривать гостей «обмыть» встречу.

«У вас прекрасный китайский», – отшучивался Эдвард, будучи уверен, что его всё равно не поймут.
«Ну, тогда за friendship и сотрудничество! – подхватил старший егерь. – I am так нервничал, что пришлось употребить один раз alcohol a little bit – чуть-чуть, потому что природу совсем little bit охраняют. Но мы должны быть a little bit дипломатами, так как locals (с англ. – «местные жители») считают, что это их земля. Эх, нелегко на руководящей должности! I love you».
После завтрака, немного пижоня своей заграничностью, Эдвард отправился на пристрелку. На всех дистанциях: 100, 200 и 300 метров, он убедительно доказал, что одинаково хорошо владеет своим вестибулярным аппаратом и великолепным карбоновым карабином. Но это на тесте. Посмотрим, что будет, когда ему придётся стрелять по зверю после марш-броска вверх по крутому склону. Случалось видеть, как у особо волнительных охотников при виде зверя случаются такие перепады напряжения в нервной системе, что они начинают палить себе под ноги, в небо, куда угодно – хорошо, если не в гида.
Гости желали отправиться в горы немедленно, но это оказалось невозможно по причине отсутствия сёдел, которые должны были вот-вот подвезти. Поэтому договорились выехать после обеда на вечёрку, а пока легли спать. Для разминки Эдвард неожиданно захотел стрельнуть косулю. Мы, не подумав о последствиях, дали на это согласие, так как лицензия имелась.
После обеда привезли сёдла, и мы отправились вверх по живописному ущелью. Нас почему-то сопровождали аж шесть проводников, как мы потом выяснили, четверо из них оказались присоединившимися за компанию волонтёрами. Конная тропа петляла через реку. Осень уже наложила свою печать, разукрасив осину, берёзу, рябину и боярышник по берегам горной реки в гламурные тона. Ущелье было живописно, но скотопрогонные тропы убивали всё великолепие. Как раны, они исполосовали горные склоны во всех направлениях. Клиенты были явно разочарованы; они пытались сбежать от избытка цивилизации в дебри нетронутой природы, а попали в украшенный коровьими лепёшками агроландшафт.

Слишком много скота

«Ту мач кетл, кетл ту мач, мач кетл, кетл мач, мач, мач, кетл, кетл!» (англ. cattle – «скот»), – на манер Тимоти бубнил в такт движениям лошади Эдвард. Идущую из глубины сердца песню вдруг прервал радостный вопль проводника: «След косули!»
«Косулья след, след косулья, след, след», – подхватил Эдвард новый мотив.
Несколько раз проводники предлагали устроить привал, чтобы как следует подкрепиться и обмыть начало охоты, но охотники упорно игнорировали эти намёки. Наконец проводники не выдержали и устроили привал в безакцептном (не требующем специального разрешения. – Прим. ред.) порядке. Покопавшись в коржумах, нашли что кому пришлось по вкусу, уселись кружком, содвинули стаканы и открыли бурные парламентские прения о здоровье родственников. Деликатные попытки клиентов обратить на себя внимание заканчивались неудачей, они явно были чужеродным элементом в дружной компании.
Клаус вздохнул печально, как врач-онколог, отвёл меня в сторонку и огласил диагноз: «Вы не понимаете разве, что приглашать охотников в такие угодья нельзя? Вы радуетесь, что увидели след! Если бы мы проехали на лошадях такое расстояние у нас в стране, мы увидели бы не след, минимум сто живых  косуль! А гиды, если голодные, пусть остаются на лагере и едят, сколько хотят».
«Да, да! – подхватили радостные гиды. – Завтра утром поедем в другое место, где много косули». – «А почему не поехали туда сегодня?» – «Поздно уже!»

Такое объяснение успокоило клиентов. Договорились выехать на следующий день в три часа утра. Мы поднялись в два, но в гостевом домике кроме нас никого не оказалось. Я поджарил яичницу с колбасой на горелке, но мои кулинарные таланты почему-то никто так и не оценил. Интуристы демонстрировали высокомерную сдержанность в еде. Без десяти три они уже построились у ворот с вещами. Поскольку ни людей, ни лошадей по-прежнему не было, я заключил, что наступил предсказанный индейцами конец света или какая другая уважительная причина заставила чьи-то смоченные алкоголем ролики капитально заехать за шарики. Не без труда найдя в деревне одного из проводников, я колоссальными усилиями поставил его в горизонтальное положение:
«У одного нашего братишка погиб», – ошарашил он меня ужасной новостью. «Кошмар! Извини! Как это получилось?» – «В Афгане, в 84-м! Понимать надо. По человечеству надо. Душу ты не понимаешь. У меня задней нет», – успел сообщить измученный гид и рухнул на кучу телогреек.
В результате интенсивных переговоров, консультаций и обмена самыми изысканными дипломатическими нотами к шести часам утра нам удалось прийти к согласию относительно нашего положения, обязывающего предпринять какие-либо действия. У меня было только одно желание: попросить клиентов приехать к нам лет эдак через семьсот, когда души наши успокоятся от обид, нанесённых нам нами же самими. Как бы то ни было, мы загрузились на лошадей и выехали за пределы деревни. Каково же было наше удивление, когда ровно через пять часов мы приехали ровно на то же место, где вчера устраивали пикничок!
«Где другое место, где много косули?» – «Ну, это нужно ехать на машине от деревни в другую сторону. Косули сейчас нет – сейчас кабана будем ловить».
Клаус неожиданно проявил сносное знание русского нецензурного языка. Если перевести его спич на литературный язык, то можно было заключить, что клиент не хочет кабана, а желает получить обратно свои деньги и уехать в аэропорт.
Лица гидов застыли в изумлении, как будто кто-то громко испортил воздух в самом изысканном обществе. Рейтинг клиентов в их глазах немедленно поднялся до уровня самых выдающихся засранцев, когда-либо виданных в этой местности. Немигающими взглядами бультерьеров, у которых отобрали кусок мяса, они разглядывали еврочудо, и этот взгляд ничего не говорил о почтении к Декларации прав человека. Клиенты, привыкшие к другим стандартам сферы обслуживания, растерялись. Они попали в непонятную ситуацию. Гиды наперебой что-то лопотали на непонятном для них языке, я стеснялся переводить эти реплики, отчего наши бедные клиенты неожиданно утратили изрядную долю своего апломба. На все аргументы гидов они отвечали покорной, безобидной улыбкой, словно просили: «Пожалуйста, не убивайте меня, у меня трое детей!»

Используя ненормативную мимику, гиды уговорили парней забраться на какую-то шишку, чтобы осмотреться, но и оттуда ничего не увидели.
Клаус, опасливо улыбаясь, отвёл меня в сторонку и мягким, нарочито спокойным тоном (каким спецназовцы говорят с психом, захватившим заложника) начал рассказывать о том, как организуется охота в их милой, родной, но, к сожалению, такой далёкой сейчас стране.

Охотничье хозяйство в Европе

«У нас у каждого егеря есть свой участок площадью 500–1000 га. Он каждый день ходит в лес на работу и обязан знать, где, под каким кустом какой зверь. Он подводит клиента с 99-процентной вероятностью. Если он не уверен, он никогда не поведёт клиента – это глупо, бессмысленно! А здесь у вас шесть егерей, и ни один не может ничего толком сказать. Если бы вы были мошенниками, взяли предоплату и скрылись, я бы не обрадовался, но я бы понял ваш мотив. Но сейчас я вижу, что вы тратите деньги, стараетесь что-то делать, но я не пойму, зачем вам это нужно. Всё равно никто никогда не будет платить вам за такую работу!» – «Сколько получает у вас средний егерь?» – «Ну, думаю, как минимум, 1000 евро в месяц». – «Если бы эти люди получали 1000 евро, они, наверное, тоже каждый день ходили бы в лес как на работу. Но сейчас их основной заработок – это разведение скота, и они каждый день занимаются своим главным делом – ухаживают за скотом. Они наверняка знают, где и под каким кустом лежит их корова». – «Но почему вы не уволите их и не возьмёте на работу правильных егерей?!» – «Я не могу их уволить по той причине, что не принимал на работу. Это они могут сейчас развернуться, забрать своих лошадей и уехать пасти свой скот, предоставив нам самим решать свои проблемы». – «Но вы же им платите?» – «Нет, мы платим другим людям, тем, которые разрешают им пасти скот в этих горах, и сейчас они отрабатывают эту услугу». – «Я ничего не понимаю, но мне кажется, что такая система охотничьего хозяйства не может существовать». – «Как видите, существует».
Клаус замолчал, убедившись, что прохвосты-организаторы и бандиты-проводники нагло смеются над доверчивыми гражданами Евросоюза. А чего ещё ждать от бывших советских?! То танки введут в Прагу, то по своему парламенту стреляют прямой наводкой, то мафией своей весь мир заполонили.
Нарушая правило последовательности событий, скажу, что через несколько дней Клаус понял, что рецепт успеха на «дикой охоте» чрезвычайно прост. Нужно просто оказаться в правильное время в правильном месте с правильным человеком.
Также он догадался, что наши гиды, конечно же, знали, что шанс добыть косулю в окрестностях деревни был не очень большой. Но также они поняли, что проводники не собирались их кидать, а просто делали всё, что привыкли делать в таких случаях. Как и у многих восточных народов, в казахстанской глубинке у местных жителей считается невежливым напрямую отказать гостю. Даже если хозяин не хочет или не может выполнить просьбу гостя, некоторое время он обязан «покрутить кино», как бы извиняясь: «Видишь, я проявил уважение – не проигнорировал твою просьбу. Просто обстоятельства на этот раз против нас». Европейцам с их «Да-да, нет-нет» сложно понять те глубокие социопсихологические законы, которые управляют поведением нашего брата.
Но были у них и свои специфические мотивы, о которых клиентам знать было не положено: лагерь, где планировалась охота на марала, в этот день был занят «большими» людьми, и егеря получили задание протянуть сутки. Поскольку они понимали, что это не настоящая охота, а лишь «разминка», они и отнеслись к ней соответственно.

Интурохота как бизнес

Коммерческая охота, со своими этическими требованиями, лишь недавно пришла в Центральную Азию. До этого местные жители многие века охотились со своими друзьями ради мяса. Все участники охоты были равны, и каждый должен был показать свою удаль. Издревле существовал освящённый заветами предков обычай начинать коллективную охоту с хорошей пьянки, ибо только водка была способна сделать сколько-нибудь терпимой жизнь наших дедушек. Ещё Толстой описывал деда Ерошку: «Охотник, бабник, пьяница». Организатору непросто сломать это древнее, граничащее с суеверием жизненное правило. Если он заменит «охотника, бабника и пьяницу» на приятного во всех отношениях менеджера, охота будет завалена со стопроцентной гарантией.
Важнейший фактор успеха охоты в горах – это лошади. Для охоты пригодны только адаптированные к данной местности кони, как правило, принадлежащие местным лесникам-скотоводам, которых и привлекают в качестве проводников. Сезонный приработок проводника и аренда лошадей приносит им незначительный по сравнению со скотоводством доход. Они вполне могут обойтись и без него. А вот трофейный охотник в горах не может обойтись без лошади и проводника, но не понимая структуры и экономики местных взаимоотношений, он ждёт от проводника того уровня обслуживания, к какому он привык в маленьких, высокоорганизованных хозяйствах Европы и Африки. Но опытный охотничий турист начинает понимать, что «проперский» сервис кое-чем отличается от «бучерского» (помните? Butchery – «мясная лавка»). Посчитав дважды-два, он догадывается, что на громадных неконтролируемых просторах никто не в состоянии поставить высокопрофессионального егеря на каждые 500 га и платить ему 1000 евро в месяц, чтобы он не пил, не курил, имел степень бакалавра, учил иностранные языки и при этом точно знал, где, под каким кустом, лежит косуля № 168.
Возможно, когда-нибудь общий уровень рентабельности охотничьего хозяйства поднимется настолько, что егерь начнёт получать стабильную зарплату, как в Европе, и это станет его основным источником заработка.
Тогда, возможно, у нас появится новая генерация егерей, соответствующих европейскому уровню требований. Но если это произойдёт, наши дикие просторы автоматически утратят свою «дикость», то есть превратятся в слабые копии европейских комфортабельных хозяйств и потеряют свой единственный козырный туз, который привлекает к нам иностранцев.
А пока организатору и клиенту приходится путешествовать в диких условиях, по ходу дела договариваясь с местными жителями о тех или иных услугах, и воспринимать их такими, каковы они есть здесь и сейчас, а не какими могли бы стать через сто лет.
В общем, бездарно потратив второй день тура на изучение особенностей нашей национальной охоты, мы вернулись в аул, а на следующее утро отправились на машине в новый лагерь.

Уже по дороге Клаус с Эдвардом заметили, что в десятке километров от посёлка что-то начало меняться в окружающем нас мире. Вид на долину реки по-прежнему напоминал лубочную картину, но стада домашнего скота стали попадаться всё реже и реже, а потом вовсе исчезли. Вместе с ними исчезли скотопрогонные тропы, нелепые строения, мусор на обочинах дороги. Цвет лугов с каждым километром казался всё насыщеннее и пестрее, а свободные от лишних примесей звуки горного леса зазвучали чище всех оркестров мира. Это изменило настроение наших гостей.

Земли рекреационного назначения

Бедные в сельскохозяйственном отношении земли проперу представляются райскими берегами, сточающими «мёд и млеко». Они готовы сутками ехать на лошади или, обливаясь потом, идти пешком лишь бы оказаться подальше от скоплений представителей своего вида. Нетронутая глушь становится всё более дорогой и изысканной роскошью. Боюсь, что благие речи о всеобщем праве человека на общение с дикой природой, при ежегодно растущей численности населения, хороши только при условии тотального бездорожья. Если в эти горы, благодаря нерентабельности освоения сохранившие своё первозданное очарование, проложить дороги – они мигом превратятся в побережье Сиамского залива в районе Патайи.

Фото автора