Охотиться я начал во втором классе. Без спроса взял отцовское ружьё и пошёл в тугайный лес, который начинался прямо за нашей пасекой. Джим загнал на дерево фазана, мне осталось только совместить мушку с прорезью и нажать курок. Если бы я промахнулся, то скорее всего, получил бы хорошего ремня, и, кто знает, как бы сложилась моя судьба?  Может быть, я увлёкся бы музыкой или архитектурой, или меня засосала бы блатная романтика, и я дослужился бы до депутата.

Но я попал точно и, дрожа от радости, принёс домой тёплую тушку, готовый заплатить за это счастье, безропотно приняв порку.  Отец подержал фазана  в руках и махнул рукой. В этот миг моя судьба была взвешена, измерена, оценена и обречена.  На прикладе ружья проступила надпись: «Мене, мене, текел, упарсин!». 

Примерно в этом же возрасте я по слогам прочёл повесть Чарльза Робертс «Рыжий лис», а потом и цикл Фенимора Купера – это был контрольный в голову, после них, у меня уже не оставалось шансов изменить свою судьбу.  Мир дикой природы вокруг нашего села в те времена был и богат, и разнообразен, но не все из моих сверстников – детей рыбаков и охотников догадывались, что и за его пределами существует жизнь, хотя некоторые читали журнал «Охота и охотничье хозяйство», в котором публиковалось много прикладных советов.  Многие из нас, что называется, «любили природу». Этот термин слишком общий и слишком пафосный.  Любить природу можно и в жаренном виде.   Скорее   речь шла об азарте, склонности к свободе передвижений, которая у некоторых приобретала болезненную форму дромомании, наблюдательности, любознательности и способности легко переносить физические нагрузки и длительное отсутствие комфорта. Но главное, конечно, стойка и дрожь при виде добычи, как у породистого спаниеля.

Мне было скучновато читать узкоспециальные статьи для промысловиков, меня больше увлекала  приключенческая составляющая, которая очень редко могла сопутствовать глубокому погружению в тему.

В великих «Записках охотника» Тургенева, промысловик вряд ли нашёл бы для себя что-нибудь полезное, так как писатель сочинял охотничий роман на курорте в Бадене, где он жил в роскошном особняке с  миллионером Виардо и его прекрасной супругой Полиной. Посвящал своей любовнице трогательные рассказы о том, как среднерусская природа способствует духовному возвышению – привет Генри Торо!   

Автор суперзнаменитого философского произведения «Уолден, или Жизнь в лесу», призывал  к возврату к истокам и отказу от ложных потребительских ценностей. Для этого он целых два года прожил вдали от суеты городов на берегу Уолденского пруда в полутора километрах от города Кливленд. Парочка стряпух носили ему  в лес еду и свежевыстиранное белье.

Великий Фенимор Купер всю жизнь проработал в торговым клерком  в Филадельфии. Несколько раз он  выезжал в командировку в провинцию Онтарио.  Полученных за две недели впечатлений хватило, чтобы держать в напряжении  сердца юных читателей в течение двух веков.

Джеку Лондону, пожалуй, удалось добыть на Аляске больше сокровищ, чем кому-либо из описанных им бродяг, но дикую жизнь на природе он изучал большей частью в тавернах Доусана, слушая рассказы бывалых старателей.    

Великий Хемингуэй жил интересно и видел много, но, в основном, из бара пятизвёздочного отеля, из комфортабельного бунгало трофейного охотника или с борта личной яхты.  Ну и писал он не об охоте и не о природе. Он писал о людях и о их отношениях.    

Арсеньев и Федосеев были в первую очередь великими путешественниками, хотя их беллетризованные путевые очерки читаются как романы, мы не найдём в них никакой литературщины.  

Особое место в моём списке охотничьей литературы занял роман «Охотник» Джеймса Олдриджа.   Военный лётчик, репортёр, дипломат – человек вроде бы и не очень-то связанный с дикой природой, написал, может быть, лучший роман об профессиональных охотниках Канады.  И как ему удалось так глубоко проникнуть в такую специальную тему?!  Загадка!

Однако вернёмся к нашим медведям. Позднее я в качестве оператора   принимал участие в охотах в разных странах. В экзотических для меня местах, на экзотических животных, но ни разу я не чувствовал ничего похожего на то, что  испытал тогда, осматривая вместе с Семёнычем тушу мёртвого медведя.

Если трофейную охоту для туристов можно сравнить с  вином, пусть даже  с хорошим виски, то там в тайге это был  96% спирт. Ощущение концентрированной дикости и суровой романтики! Это была не игра, не спорт, это была жизнь.

***  

– Дядь Вась, а он зачем его убил? Жрать будет?

– Может будет, а может и нет.  Той зимой Лёха – сосед наш, большого медведя с берлоги  поднял, а взять не смог, так тот ползимы на нашем участке шарился по берлогам, достал двух молодых медведей, убил, прикопал и дальше ходом шёл!  Потом на Олекмой оленя завалил у эвенков, они его и кончили.

– Каннибал!

– Ну типа того.

Я откинул несколько веток, чтобы осмотреть медвежью тушу. Она показалась мне громадной!

– Слушай, Семёныч! Если он такого большого зверя убил, то значит он ещё больше?

– Ну следы, вот смотри.

– Это же следы Урсус Спелеус! – пошутил я.

– Кого?

– Пещерного медведя!

– Нету тут никаких пещер! – чувство юмора не входило в число многочисленных достоинств Семёныча.  Я не стал развивать тему. Тем более, что обстановка не способствовала юмору.  Не исключено, что каннибал сейчас наблюдает за нами из чащи, прикидывая на глаз, кто из нас вкуснее. Трусом я себя не считал, но, тем не менее, почувствовал лёгкое покалывание в спине.

В таких ситуациях уверенность приходит с опытом. Вот например, на кабана я охотился с азартом, но без всякого чувства страха, потому что был уверен, что даже если он атакует, я успею прицелиться и не промахнусь.  Как-то был случай, мы с одним начинающим охотником стояли в засаде и на лёд в пяти метрах вышел здоровенный секач.  Клиент так волновался, что нажал курок, забыв поднять ствол! При этом он был уверен, что прицелился ему под лопатку.

– Ну как же прицелился! Я же видел. Вот на льду следы от пули в двух метрах от твоих ног! Ружьё было опущено вниз!

– Не может этого быть! Я помню! – мозг охотника отказывался принимать очевидное. Так иногда действует адреналин.

Семёныч был спокоен. За свою жизнь он побывал в десятках таких ситуаций.

– Семёныч, а вот в фильмах показывают, как на Аляске двадцать медведей рядом рыбу ловят и не нападают друг на друга?

– Так зачем им нападать, когда жратвы столько? Вот ягодный медведь будет свой участок охранять. Ему сколько же это ягоды нужно, чтобы жира на зиму набрать! А на рыбе у них коммунизм – бери сколько влезет!

–  Рыба же идёт сейчас?

–  Да это кета сейчас идёт.  Вот когда горбуша пойдёт – это да, весь медведь на реке будет.

– Ну это – да! Само собой! – сказал я, стараясь сделать лицо поумнее. Если напрячься, я бы, пожалуй, мог бы вспомнить латинские название этих рыб, но имел очень смутное представление о том, чем это горбуша мила медведям, и чем их не устраивает кета.  Я кое-что читал про медведей и даже мультфильм «Маша и медведь» видел, мог бы наизусть привести цитату из Лоренца о внутривидовой агрессии, я бы так и сделал в другой обстановке, но тут, возле закиданной ветками туши огромного медведя я понял, что Семёныч знает о медведях всё, а я ничего!

– Так они что не поделили? Он его просто сожрать хотел? Или из-за ягоды?

– Может и так. Но ягоды в этом году вроде навалом. Основная брусника там – выше, на гольцах. А тут так – полянками.  Нее. Ну чё… Да фиг его знает…  – Семёныч свернул козью ножку. – Медведи, как и люди разные – у каждого свои тараканы в голове!   Но я тебе так скажу: в отличие от людей, у них нет понтов. Их главная задача выжить. Нужно убежать – он убежит. Нужно драться – будет драться. Увидит, что без риска можно сожрать которого поменьше – сожрёт за милую душу, скромничать не будет. Увидит большого убежит. Но иногда тоже мозги на бекрень съезжают.

– Ну это понятно! – хотя на самом деле мне ничего не было понятно.

Я, конечно, читал, что эволюция встроила всем хищникам, в том числе и медведям, в ДНК отличный калькулятор, позволяющий почти безошибочно соотносить риски с выгодами. Оценить шанс выжить и оставить потомство.   Если он будет бросаться в драку на более сильного противника – он погибнет вместе со своими драгоценными генами, если он попрёт на человека с ружьём, он погибнет, если он будет слишком труслив и не наберёт жира для зимовки – он погибнет. Эволюция вымывает из популяции гены слишком смелых и слишком трусливых, остаются умные. 

– Был случай у нас, – вон там, на Угловом, – Семёныч махнул рукой в сторону покрытого снегом гольца. – Тоже два здоровых медведя подрались. Один другого убил и прикопал вот так же. Но и сам, видать, тоже получил.  Следы с кровью были.  Сашка его застрелил. Всё равно жира не наберёт и сдохнет. Поэтому большой маленького, конечно, сожрёт, тут базаров нет. А два больших они десять раз подумают, стоит ли им драться – скорее попугают друг друга издалека и разбегутся.

– А вот эти которые каннибалы, они чаще на людей нападают?

– Не знаю, но, наверное, да.  Но они просто больше. Если он здоровый, то думает: я самый крутой в этом лесу!

– А на вас нападал?

– Пару раз кидался, но успевал стрельнуть. Когда он тебя издалека видит, он всегда старается убежать. Самое опасное, когда неожиданно нос к носу встретитесь. Вот любого медведя стреляешь, он убегает. У него задача не стоит отомстить тебе или там наказать тебя, или показать, что он круче тебя. Нет!  Любой медведь постарается просто убежать. Но если ты, например, подранишь его и будешь преследовать, то он нападёт. Ещё хитро нападёт.    

– И что нужно делать в такой ситуации?

– Что делать?! Стрелять уметь хорошо надо.

Когда мы вернулись в зимовье, Андрей с дядей Вовой уже ждали нас, красиво сервировав стол. Красная икорка, жаренные хариусы, брусничный морс, нарезанное сальцо, огурчики, запотевшая бутылочка. 

– Господа! У меня для вас пренеприятнейшее известие! – торжественно объявил я.

– Что такое?

– Наша рыбалка плавно превращается в сервайвал – тур! В окрестностях зимовья орудует медведь – каннибал.

– Блин!  А я без ружья!  —сказал Андрюха. – На вечёрку пойду, дайте мне хотя бы дробовик!

– Дак! Мы вечером хотим идти сидеть!

– Так у Семёныча же есть винтовка!

– Хм! Одна на двоих? Ты как это себе представляешь? Там реально монстр. Завалил такого громадного медведя и закопал!

С огневой мощью у нас образовался явный дефицит: «Лось» Семёныча и вертикалка на четверых.

– Ну как во время войны штрафбат посылали с одной трёхлинейкой на троих, – пошутил дядя Вова.    

– Нет, ну это не шутки! –  Андрей начал раздражаться. – Как мы будем рыбачить без оружия?

– Ну днём не опасно.

– Вот чё-то сомнительно мне! 

– Не ну давай, мы далеко не пойдём, вот тут рядом с зимовьем, где ручей впадает, хариуса половим.

 – Хмм. – Андрей, пожав плечами, вынужден был согласиться с таким планом, но нужно сказать без особого энтузиазма.  

Шёл всего лишь третий день экспедиции, а наш маленький коллектив уже начал делиться на фракции: на рыбаков и охотников, на горожан и деревенских, на сидевших и несидевших, а за обедом наметился раскол и по политической линии.

Семёныч, приняв пару стопок, стал сокрушаться по поводу безверной кончины Советского союза, а Андрей и   раздражённый отдалением перспективы поймать семидесятикилограммового тайменя хмыкнул:

– Чё там хорошего было-то? Ходили все языки в одно место засунули, боялись слово сказать!

– А сейчас что, свобода что ли?

– Сейчас, да! Вон Ельцина как ругают, и ничего! Попробовали бы Брежнева так.

– Ну Ельцина то можно – Ельцин далеко, а ты своего начальника сейчас сможешь поругать? А? Быстрее своего визга с работы вылетишь!  А авторитета Ваху на районе можешь? Где язык-то окажется?

– Э! Горячие финские парни! Стоп! – скомандовал дядя Вова. – Политику не хаваем.

– Ладно, но завтра давайте уже на тайменя пойдём, все вместе, как положено!  Мы в такую даль прилетели, чтобы тут хариуса возле избушки ловить?

– Да всё будет норм! Давайте после обеда пару часиков вздремнём!

Эта идея показалась удачной всем: и левым, и правым, и охотникам, и рыболовам.  Через пятнадцать минут в зимовье раздался дружный храп.

28 октября 2023 г.